Римская волчица. Часть первая
Шрифт:
— Спасибо, Антоний. И прости за холодный прием.
Кузен махнул рукой, вымазанной в заживляющем геле.
— Пустяки. Горячий прием мне без тебя оказать успели. После терм на Ганимеде — ты бывала? Золото, песок черный, бассейны в силовых полях — лучшие в мире бани… Отец меня там вызвонил. Неприятненько было на выходе получить залп интерцепторов в морду! И нелепо себя чувствуешь, сознавая, что вот-вот пойдешь ко дну прямо в трусах с обезьянами.
— Спасибо за эти лишние сведения! — Она слегка развеселилась. — Время теперь такое, держи трусы в строгости. Чтоб без нелепых картинок.
— Увы! Пойду перекрашу. Напишу тебе через полчаса, когда все будет готово к передаче — и скину текст речи. Пробеги его и по возможности не отклоняйся. Пока еще есть шансы сойти за убитую горем девицу. А, вот еще что! У Второго флота же есть на вооружении корабли планетарного подавления связи?
— Да!
Антоний внезапно просиял.
— Вот это ресурс! Такого еще ни у одного римского демагога не было. Будь спокойна, я уж им воспользуюсь на полную катушку!
— Хорошо. А я пока сделаю заявление для флота. Боевые товарищи Люция имеют право услышать первыми.
Антоний чуть поморщился.
Она решительно избавилась от серебристого кокона.
— И не должны видеть меня обессилевшей.
Глава 5
Обращение к флоту можно было запустить и из переговорной, и из адмиральского кабинета. Однако на оставшемся после боя адреналине, помноженном на снадобье Анаклета, Электра заставила себя встать и еще раз — последний на сегодня — подняться на мостик. Соратники заслужили личное обращение. И правду. Или хотя бы искренность.
— Я хочу сказать спасибо всем, кто принял сегодня участие в операции по освобождению адмирала. И всем, кто пытался меня остановить, указывая на риски — тоже. Я счастлива видеть единодушие во флоте. Пусть и дальше так остается. Тем более, что всем нам будет не просто.
Она перевела дух, глянула вниз, за тонкое ограждение мостика. Казалось, что рубка плохо освещена и слова падают куда-то в темноту. Должно быть, это от отчаяния потемнело в глазах.
— Вы все видели трансляцию возвращения Люция Аурелия на «Светоносный». Мне нечем обрадовать вас. Нет никаких гарантий, что медицина сможет вернуть его. Флотских возможностей на это не хватает. Я надеюсь на планетарную медицину.
Это для сената — взвешенные и аптекарски отмеренные слова, которые так точно умеет складывать кузен. Здесь она скажет все как есть.
— Мне нужно добиться его полного оправдания, чтобы можно было отправить его на Землю. На Золотой Марсель. На Палатин. На любую римскую планету. Я не хочу, чтобы его подняли на ноги и сразу отдали под суд. Поэтому. Поэтому я буду биться с сенатом. С Тарквиниями. С кем угодно! Чтобы очистить имя адмирала от любых обвинений, а после — вернуть к жизни.
Она оперлась о рейлинг, вглядываясь в обращенные к ней лица.
— Или отомстить.
Электра выдохнула и сжала руку с кольцом.
— А теперь я своей волей закрываю любую связь флота с внешним миром. На трехдневный срок.
Ночь на военном корабле ничем не отличается от дня. Так же горит искусственный свет в каютах и коридорах, так же несут вахту офицеры и техники, так же, неуловимо, еле слышно, напряженно гудят генераторы эгиды. Только в огромном панорамном иллюминаторе адмиральской каюты вместо сливочного, черничного бока Юпитера плыла голубая, окутанная дрожащей дымкой атмосферы Земля — колыбель человечества. Судя по яркой голубизне под ногами, на этой ее стороне был день.
Электра неподвижно постояла перед стеклом, прижимаясь к нему лбом, глядя поверх бело-голубого горба дальше, в бесконечное черное пространство. Потом повернулась спиной к этой прозрачной стене, чтобы не видеть ни пустоту впереди, ни человечество под ногами, и сползла на пол, босая, в какой-то белой люцевой рубашке, которую выцарапала из шкафа. Бутылка, которую она отыскала в баре, опустела уже наполовину, но никакого действия не оказала.
Несколько часов назад Электра, как и велел Антоний, выступила еще и перед сенатом. Срежиссировано все было прекрасно, кузен оказался настоящим и, как ей теперь казалось, жестоким профессионалом. Электра, бледная и холодная, в снежно-белом, столь удачно траурном мундире стояла, залитая светом летающих софитов, и опиралась на криокамеру, парившую рядом. Никакого закрытого тайного заявления — «Немезида» по ее приказу подключилась к земной сети и передавала все напрямую. У сената не было ни единого шанса засекретить трансляцию.
В это же время подошел Первый Космический и в полном составе лег в дрейф вокруг Земли, не входя, впрочем, в огневое пространство Второго.
В беспечном, чистом и всегда таком безмятежно-голубом небе исконной планеты людей теперь маячили белесые треугольники боевых крейсеров — из-за огромных размеров их было видно с поверхности невооруженным взглядом. Словно какой-то неведомый титан запустил для развлечения сворку воздушных змеев. Молчаливое упорное движение силуэтов, которое в любую секунду могло обернуться смертоносным дождем. Электра своей властью запретила капитанам открывать пушечные порты, но страх, напряжение, гнев, горе — эти невысказанные чувства затапливали флот, отражались на лицах людей. У кого-нибудь могла дрогнуть рука, не выдержать нервы. Приказать физически заглушить реакторы орудий нельзя — Тарквинии порвут их сразу, в мелкие клочья, и сенат одобрит растерзание. Никакой трехдневный траур не спасет.
Что я наделала.
Кузен скинул ей в чип тезисы выступления, да что там тезисы, подробный текст — и Электра просто прочитала его на камеры, никак не интонируя, отстраненно и безразлично. Все было правильно. Гарантии того, что корабли Второго не совершат ни единого выстрела в сторону Земли. Обвинение сената в катастрофе на Луне. Обращение к семьям Флавиев и Аурелиев. Слова печали и сочувствия родителям Люция. Заверение в его невиновности. Обязательства дать по истечении трех дней отчет по существу дела. Что-то еще… профессионально было написано.
После того как на кораблях официально объявили траур и слепящие шарики софитов погасли, Электра, все еще сохраняя лицо, отпустила старших офицеров и удалилась в — теперь ее? — покои. Три дня забвения маячили впереди как самое сладкое избавление. Но вместо того чтобы вколоть себе еще успокоительного и лечь, она вернулась к дневникам Люция, мучительно пытаясь понять, где лежат корни беды, обрушившейся на них. На нее. Откуда взялась вторая криокапсула. Что, Гадес их всех прокляни, все-таки затеяли Тарквинии.