Риск
Шрифт:
— Не мог бы ты выяснить?
— Я только слушаю, мой дорогой Ро, — заметил Вивиен. — Если я узнаю, что топор войны вырыт, я сообщу тебе.
— Ты прелесть, — сухо сказал я.
Он расхохотался.
— Коннат Павис приходит сюда играть почти каждую пятницу.
— Во сколько?
— Ты задаешь слишком много вопросов, дружище. После обеда и до рассвета.
— Как насчет предоставления мне разового членства?
Он тяжело вздохнул.
— Если ты склонен к самоубийству, я скажу управляющему, чтобы он впустил тебя.
— Увидимся, — ответил я. — И
Я повесил трубку и с унылым видом уставился в пространство. Глитберг и Онслоу. Каждый получил по шесть лет и освобожден досрочно за хорошее поведение... Вероятно, они познакомились с Коннатом Пависом в Лейхилле, и едва ли кому-то из них послужило утешением, что я посадил всех троих.
Глитберг и Онслоу служили в местном городском совете и обкрадывали доверчивых налогоплательщиков, а я вышел на них по следам некоторых махинаций, которые они проворачивали совместно с одним из моих клиентов. Мой клиент отделался штрафом и с бранью забрал у меня свои дела.
Мне стало интересно, сколько времени все растратчики, нечестные адвокаты и коррумпированные политики проводят в Лейхиллской тюрьме, вынашивая планы новых махинаций, в ожидании момента, когда их выпустят. Глитберг и Онслоу, должно быть, освободились около шести месяцев назад.
Дебби ушла к зубному врачу, а Питер на свои бухгалтерские курсы, и на этот раз я тщательно закрыл за ними дверь.
Я слишком сильно устал, чтобы дальше ломать голову над проблемами мистера Уэллса. Страх, пережитый утром, рассеялся, но даже крепкое тонизирующее средство в лице Джосси Финч не могло изгнать ощущение постоянной угрозы. Я подремал часок в кресле, которое предназначалось для особо важных клиентов, и когда пришло время, запер картотеку, свой стол и каждую дверь в офисе и спустился к машине.
За спинками передних сидений никто не прятался. Никто не подстерегал у автостоянки. В багажнике — ничего, кроме чемодана, который я положил туда утром. Я завел машину и выехал на дорогу, не потревоженный никем и ничем, помимо собственных нервов.
Конюшни Уильяма Финча находились на юго-западе Ньюбери: гигантский комплекс построек раскинулся в долине, а на склоне холма высился викторианский особняк, УВИТЫЙ плющом. Я подъехал к дому как раз в тот момент, когда Финч выходил из него, и мы вместе пешком спустились вниз к первому блоку боксов.
— Рад, что вы смогли приехать, — сказал он.
— Я сделал это с удовольствием.
Он непринужденно и обаятельно улыбнулся. Высокий человек лет пятидесяти, уже начавший седеть, он превосходно владел собой и прекрасно управлял конюшней. У него было широкое лицо, крупный, красивой формы рот и внимательный взгляд. Благодаря его заботам и лошади, и их владельцы процветали.
Годы успеха позволили ему занять положение, которым он откровенно наслаждался.
Мы переходили из стойла в стойло, в каждом задерживаясь на пару минут. Финч объяснял, на какую из лошадей мы смотрим, и добавлял несколько слов о ее родословной и спортивной форме. Каждый раз он обменивался впечатлениями с конюхом, отвечавшим за данную лошадь, и главным конюхом, совершавшим обход вместе с нами. Если
Мы подошли к пустому деннику в конце ряда. Финч с улыбкой указал на него.
— Ивански. Мой участник в розыгрыше Национального. Его повезли в Ливерпуль.
Я едва не разинул рот, точно идиот. Я так долго был оторван от нормального мира, что совершенно забыл о скачках на Большой Национальный приз, которые состоятся в ближайшую субботу. Я откашлялся.
— У него, должно быть... э... достаточно хорошие шансы в своем классе, — замечание вполне нейтральное, но Финч не согласился.
— Он набрал слишком большой вес по сравнению с тем, какой имел в Хейдоке. У него неважно получается с Вассерманом, вы не находите?
Я напряженно стал вспоминать, какое мнение имел по этому поводу в благополучной и далекой жизни три недели назад. Ничего стоящего мне в голову не пришло.
— Уверен, он справится как надо, — сказал я. Финч кивнул, как будто не заметив слабости аргумента, и мы пошли дальше. Лошади, все до одной, производили великолепное впечатление, лоснящиеся, тщательно ухоженные, в отличной форме. Мой запас комплиментов иссяк задолго до того, как закончился обход конюшен.
— Хотите выпить? — спросил Финч, когда старший конюх закрыл последнюю дверь.
— Это было бы великолепно.
Мы поднялись к дому, и он провел меня в гостиную, одновременно служившую и кабинетом. Диван и стулья, обитые ситцем, большой письменный стол, сервировочный столик с напитками и бокалами, на стенах множество фотографий со скачек, вставленных в рамки. Обстановка, обычная для процветающего тренера.
— Джин? — предложил он.
— Виски, если можно.
Он угостил меня щедрой порцией виски, а себе налил джина, словно простую воду.
— Ваше здоровье, — сказал он.
— И ваше.
Мы сделали традиционный первый глоток, и он жестом пригласил меня сесть.
— Я нашел вам эту проклятую кассовую книгу, — сообщил он, выдвигая ящик стола. — Тут все: книга и папка с расписками по мелким статьям расходов.
— Прекрасно.
— А что с налоговыми инспекторами?
— Не беспокойтесь. Я уже подал прошение об отсрочке.
— Но дадут ли они ее?
— До сих пор нам ни разу не отказывали, — заверил я его. — Они дадут еще около месяца, а к тому времени мы сделаем ваш отчет и аудиторскую проверку.
Отдав должное джину, он удовлетворенно расслабился.
— Мы можем надеяться, что на следующей неделе Тревор будет уже здесь и сосчитает тюки сена и седла? — с долей иронии над предстоящей тщательной проверкой сказал он.
— Ну, — замялся я, — возможно, в конце недели или сразу после выходных. Он не вернется раньше среды-четверга. — Интересно, что означало «возвращаюсь среду»: приезжаю в среду или приду на работу?
— Я сделаю большую часть предварительной бумажной работы, чтобы сэкономить ему время.