Рисунок на снегу
Шрифт:
Однажды в школьную землянку пришёл командир отряда. Он рассказывал ученикам о войне 1812 года, о том, как мужественно сражались русские солдаты, обороняя от захватчиков Отчизну.
Тихон не сводил глаз с ордена Ленина, поблёскивавшего на гимнастёрке командира.
— За что вы получили орден? — не утерпев, спросил Тихон.
— Расскажите!
— Расскажите! — послышалась детская разноголосица.
И Александр Иванович рассказал. Тихон слушал и боялся дышать, чтобы не пропустить ни одного слова.
Теперь
…Они остановили поезд красным флажком, как останавливают железнодорожники, когда впереди какая-нибудь опасность. Потом дали залп по вагонам. Фашисты подумали, что на них напал целый партизанский отряд, повыскакивали из вагонов, бросились за насыпь. А наши — их было одиннадцать человек — на паровоз и сорок километров ехали с советскими лозунгами, с флагами, пока всё добро, награбленное фашистами, — рожь, пшеницу, кур и гусей — не роздали людям. Потом облили бензином, подожгли и на полной скорости пустили пылающий поезд на разобранный ещё в первые дни войны мост, в речку Пину…
Заворожённый рассказом друга, Лёнька с минуту молчал.
А когда заговорил, то слова его не были неожиданными для Тихона.
— Тиша, возьми меня с собой в отряд! Ты же знаешь, я не трусливый, я тоже разведчиком буду. Вместе будем ходить. Я за тебя жизни не пожалею. Возьмёшь, Тиша?
Тихон молчал. Он понимал друга: и сам ведь когда-то вот так же рвался в отряд.
А Лёнька упавшим голосом тянул:
— Я один пошёл бы. Да боюсь не найду партизан…
— Может, подождёшь до весны? Тогда все в лес пойдут.
Лёнька смотрел Тихону прямо в глаза.
— Если ты друг — возьмёшь.
И Тихон согласился, не мог не согласиться.
— Только предупреди мать, — сказал он. — Записку ей напиши, чтобы знала, где ты. Утром я за тобой зайду.
Тихон надел ватник, шапку, повесил через плечо торбу, заговорщицки посмотрел на Лёньку и, попрощавшись с тётей Ольгой, вышел из хаты. Лёнька проводил его до улицы.
— До утра, — сказал многозначительно. Он стоял возле ворот, пока фигура друга не растаяла во мраке.
ДЕРЕВНЯ
В деревне царила тишина. Не лаяли собаки. И людей не было видно. Стемнело, и каждый сидел в своей хате.
Жизнь словно замерла. И было не по себе идти одному по пустынной безлюдной улице. Под ногами скрипел снег. Мороз пощипывал щёки. Высоко в небе высыпали звёзды и оттуда, с чёрной вышины, холодно и равнодушно смотрели вниз. Что им, звёздам, до того, что делается на земле! У них свои дела. Они мигают, гаснут, вспыхивают. Они усыпали серебряными крапинками небо и словно приглашают- полюбуйтесь нами. Да Тихон не любуется. Не до звёзд ему.
В какую хату зайти? Может, в эту? Жёлтые стены, высокое крыльцо и петушок на шиферной крыше. Дом построили перед самой войной. На взгляд дом ладный. А что делается там, за окнами?
Тихон замедлил шаг у дома Мальчика, а зайти- не зашёл: смелости не хватило. А вот и хата Марии Баран. Хата выходит окнами на улицу, а крыльцо и двери сбоку, как и в их хате. Вошёл во двор. Та же тишина, что и повсюду в селе. Хлев стоит на отшибе, и ворота настежь раскрыты. Значит, пуст.
От крыльца до хлева протянута проволока. С неё свисает и позванивает на ветру цепь. Значит, и Шарика нету. Нету и будки. Может быть, разобрали на дрова?
Тётка Мария отворила дверь сразу же, словно ждала его.
— Думала, Геня вернулась. В Березницы пошла к деду.
— У вас никого нету?
— Валька спит уже. А так одна — кому же ещё быть?
— А вдруг чужие!..
— Кто теперь, Тишенька, к кому ходит… Разве бедой поделиться? Так у каждого своя есть.
На стене в рамке висит портрет дяди Фёдора. Через уголок рамки натянута чёрная ленточка. Ленточка полиняла, но тётя Мария не снимает её.
— Командир просил передать вам, что идти в лес — вы знаете зачем — не нужно.
— Знаю, Тишенька. А что случилось?
— Наверно, блокада будет. Если вас немцы увидят в лесу, непременно убьют.
— То-то, я смотрю, вечером едут и едут, и всё в гарнизон.
— В Маньчицы?
— Ну…
— И танки есть?
— Не-е, танков не видала, а орудия есть. А что нового там?
— От Ленинграда погнали фашистов.
— О, это радость! Наконец-то…
— Вы не знаете, у кого Женя и Нина?
— У меня были недели две назад.
— Тогда я пойду их искать. А то мне завтра надо вернуться в отряд.
— Ты останешься у меня.
— Зачем?
— Таков приказ командира. Блокаду переждёшь здесь, в деревне. А потом вернёшься.
Тихон растерянно смотрел на тётю. Так вот почему командир сказал ему: «Тётя Мария знает, что делать потом». И Павел это говорил. Значит, и Павел знал, что его отправляют из отряда. И потому дал подержать автомат. А раньше никогда не давал. Значит, его нарочно отослали из отряда, чтобы он отсиделся в селе, пока они будут воевать. Тихон чуть не заплакал. А тётя Мария тем временем поставила на стол чай.
— Хоть бы блокаду они выдержали, — проговорила она задумчиво.
— Выдержим.
— Не так всё просто, мальчик. Не так просто.
— Тётя Мария, а что случилось с Максимом Козловым? Я видел… около деревни…
— Что могло случиться? Поймали их фашисты в пуще, возле самой околицы. За дровами они ходили.
— Немцы написали, что они стреляли в них.
— Написать всё можно.
— Такие люди!.. У них Павел скрывался, когда из Бреста пришёл. Ещё в самом начале. Дядя Левон у нас, а Павел у них. Никто в селе не знал…