Ритуал взаимодействия. Очерки поведения лицом к лицу
Шрифт:
В обыкновенной азартной игре базовое понятие «рискованность» обладает множеством полуосознаваемых, непостоянных значений. Когда от игры мы переходим к реальной жизни, все становится гораздо сложнее.
При бросании монетки существуют априорные эмпирические причины оценивать вероятность каждого результата («орел» или «решка») как пятьдесят процентов. Бросающим монетку нет необходимости задумываться о правильности этой оценки — тем монеты и хороши. Однако во многих обыденных ситуациях человек сталкивается с матрицей результатов, которая не может быть полностью определена. (Например, это могло бы произойти, если бы наши два мальчика остановились перед глубокой разветвленной пещерой, пытаясь решить, что с ними может произойти, если они попытаются ее исследовать.) Даже если известен весь ряд возможных результатов, то вероятности, которые должны быть приписаны каждому из них, могут быть предметом только грубой оценки, базирующейся на смутных ссылках на эмпирический опыт [114] . Более того, оценивающий часто очень слабо ощущает, насколько приблизительна его оценка. В большинстве жизненных ситуаций мы имеем дело с субъективной вероятностью и, следовательно, в лучшем случае, с очень грубой общей мерой — субъективно ожидаемой полезностью [115] .
114
Известные
115
Вслед за Knight F. Risk, Uncertainty and Profit. Boston: Houghton Mifflin, 1921 (особенно главы 7 и 8), в литературе понятие «риск» используется по отношению к решениям, где известны возможные результаты и их вероятность, а понятие «неопределенность» — когда вероятности разных результатов неизвестны или даже непознаваемы. Например, см. Luce R., Raiffa Н. Games and Decisions. New York: Wiley & Sons, 1958. p. 13 (рус. пер.: Льюис Р.Д., Райфа Х. Игры и решения. М.: Изд-во иностр. лит., 1961, — Примеч. ред.). Вслед за Дж. Коэном Б. Фокс (Fox В. Behavioral Approaches to Accident Research. N.Y.: Association for the Aid to Crippled Children, 1961. p. 50) предлагает использовать термин «опасность» для объективно рискованных шансов, а «риск» — для субъективных оценок опасности. Б. Фокс приравнивает это к немного другому различию: между риском, воспринимаемым как внутренне присущий ситуации, и риском, воспринимаемым как намеренно предпринятый. См. также Cohen J. Behaviour in Uncertainty. London: George Allen and Unwin, 1964. p. 63.
В то время как бросающие монетку обычно имеют дело со «справедливой» игрой, а игроки казино — со слегка невыгодной, более широкие аспекты образа жизни сталкивают человека с гораздо меньшей сбалансированностью в этом отношении; здесь мы имеем дело с ситуациями больших возможностей при малом риске или большого риска при малых возможностях. Более того, возможности и риск нелегко измерять одной шкалой [116] .
В самом понятии ценности есть важный момент — представление, что ставки и выигрыши могут быть измерены количественно. Монетка обладает и социально подтвержденной ценностью и субъективной ценностью, отчасти благодаря тому, что ее выигрыш позволяет или проигрыш не позволяет игрокам делать после игры. Это последствия игры, то есть способность результата выходить за пределы того события, в котором он был достигнут, и объективно влиять на последующую жизнь игрока. Период, в течение которого действуют эти последствия, — это послеигровая фаза, или фаза последствий игры.
116
Концепция полезности и экспериментальные техники вынужденного выбора между одиночными исходами и парами, связанными по теории вероятностей, могут послужить попытке сведения этих переменных в единую схему. Однако эти попытки могут быть взяты под сомнение. В реальности многие игры неизбежно предполагают недооценку игроком риска (при фокусировании его на возможностях) или неосознание возможности (при внимании к риску). Приложение идеи полезности к этой недооценке для уравновешивания ставок вряд ли поможет.
Здесь надо рассмотреть один каверзный момент. И «объективная ценность» и «полезность» являются средствами установления сиюминутных эквивалентов тех последствий, которые в действительности должны проявиться со временем. Это достигается посредством того, что либо сообществу, либо самому индивиду позволяется приписать оценку этому будущему и принять или отдать его цену сейчас. Я хочу избежать этих сложностей. Когда, например, мужчина делает брачное предложение, результат становится детерминирован, как только девушка примет решение; раскрывается, когда она дает свой ответ; завершается, когда заключается брак или отверженный поклонник удаляется, чтобы ухаживать за кем-то еще. Но в другом смысле последствия платы ощущаются участниками всю свою оставшуюся жизнь. Как «результат» служит ценностным эквивалентом исхода, так «последствия» — человеческим эквивалентом результата. Итак, мы переходим от четко определенных банка и выигрыша к отсроченному результату, который может быть определен лишь смутно. Это движение от банка к последствиям и от азартных игр с предписанными правилами к более широким областям жизни.
Вдобавок ко всем этим ограничениям, модель бросания монетки имеет еще одно, довольно важное, к рассмотрению которого мы лишь приступаем. Субъективные переживания маленьких мальчиков, бросающих монетку ради владения ею, вытекают из беззаботно проявляемого желания. Решение играть или не играть принимается в условиях, когда оно не подвергается давлению со стороны, и «не играть» могло бы быть легким, вполне осуществимым выбором. Как только это решение принято в позитивную сторону, принимается второе — относительно возможного исхода, на который надо делать ставку, — здесь предпочтения иллюзорны, но тем не менее, вызывают интерес и определенно не иллюзорны в играх, включающих мастерство. Как только получен результат, к нему следует отнестись как к возможности, которая была предусмотрена, и как бы то ни было, игра сыграна. Впоследствии всю ситуацию с легкостью можно рассматривать как ситуацию готовности рискнуть, порождаемую и управляемую на основе самодетерминации, ситуацию принятия риска и использования возможности. Однако в повседневной жизни человек может иногда не осознавать фактически существующего риска и возможностей или может понять, в какую игру он играл, только после ее окончания. И если к ситуации подходить, имея в виду ее рискованность, можно иногда обнаружить, что цена отказа от игры так высока, что она должна быть исключена из числа реальных возможностей, или (если такое решение практично) что нет такого результата, на который стоит делать ставку. Здесь есть некоторая свобода выбора, некоторая самодетерминация, но не слишком большая. Модель бросания монетки может быть применима ко всем этим ситуациям, но только лишь ценой игнорирования некоторых важных различий между готовностью рискнуть в игре с целью развлечения и азартной игрой в реальной жизни. Даже не говоря о размере ставки, наши два мальчика, бросающие монетку, и двое выживших в кораблекрушении и согласных с тем, что нет другого выхода, кроме как, подбросив монетку, решить, кому придется облегчить плот, играют не в одну и ту же игру; в свою очередь, они рискуют иначе, чем двое больных пассажиров, которых их здоровые компаньоны вынуждают с помощью бросания монетки принять решение, кто из них двоих больше не будет получать воду из запаса спасательной шлюпки.
Человек, готовый выйти из дома на назначенную встречу, обнаруживает, что собрался на полчаса раньше и теперь у него есть «свободное время», которое можно как-то использовать или заполнить. Он мог бы «хорошо» использовать время, выполнив какое-то важное дело, которое и так пришлось бы когда-то делать. Вместо этого он решает «убить» время, берет первый попавшийся под руку журнал, заваливается в удобное кресло и пролистывает несколько страниц, пока не наступает пора уходить.
Каковы характеристики подобной деятельности, используемой для «убивания» времени? Подойдем к этому вопросу через другой: каково возможное воздействие этого маленького отрезка жизни человека на всю остальную жизнь?
Очевидно, то, что происходит в период убивания времени, может не иметь никакого отношения к остальной жизни человека [117] — он может следовать многим альтернативным линиям деятельности, а его жизнь будет протекать все так же. Вместо чтения одного журнала он может читать другой либо может коротать время, смотря телевизор, клюя носом или решая головоломки. Обнаружив, что у него меньше свободного времени, чем предполагалось, он легко может оборвать свое бесцельное времяпрепровождение; обнаружив, что у него есть больше времени, он это времяпрепровождение может продолжить. Он может попытаться найти интересный для себя журнал, потерпеть неудачу, но мало что потерять из-за этого, просто отметив, что временно он без дела. Если время убить нечем или его слишком много, он может «протянуть» его.
117
Хотя, конечно, его выбор средств убивания времени может быть характерен для него.
Итак, моменты «убитого» времени не имеют последствий. Они ограничены и изолированы, не перетекают в остальную жизнь и не влияют на нее. Иначе говоря, жизненный путь человека не подвластен этим «убитым» моментам; его жизнь организована так, будто непроницаема для них. Деятельность для убивания времени выбирается заранее так, что она не может связать или затянуть человека [118] .
Убивание времени часто вовлекает «убийцу» в проблематичную деятельность. Принятие решения относительно журнала или телевизора может быть быстрым, и его детерминация начинается не раньше, чем человек уже готов сесть за это занятие. В таком случае осуществляется проблематичное поведение, не имеющее последствий. (Интересно, что то же самое происходит в случае бросания монетки. Наши юные игроки субъективно могут приписывать большую ценность выигрышу в бросании монетки, но вряд ли этот результат может иметь дальнейшие последствия.)
118
Свободное время может быть любой протяженности, от нескольких секунд до нескольких лет. Оно наступает между выполнением заданий на работе, в дороге от дома до работы, дома после вечерней трапезы, во время уикенда, ежегодных отпусков, выхода на пенсию. (Существует также — главным образом в воображении — время ухода от обыденной жизни, которое Георг Зиммель называет «приключение».) Когда убивается свободное время, это предположительно делается с помощью добровольно выбранной деятельности, обладающей чертами завершенной самодостаточности. Заполняет ли человек свое свободное время имеющей или не имеющей последствия деятельностью, он обычно должен оставаться поблизости или в пределах досягаемости от местоположения серьезных должностных обязанностей, от своей работы. Отметим, что убиваемое свободное время нужно отличать от близкого ему времени, которое вынуждены «тянуть» безработные люди и которое они не могут расценивать как заслуженную передышку между прошлыми и будущими обязанностями.
В противоположность свободному времени у человека есть еще занятое время с его миром коллективно организованной серьезной деятельности, связывающей усилия индивида с потребностями других людей, которые рассчитывают на него в отношении товаров, оборудования или услуг для выполнения своих собственных обязательств. Регистрируются его продукция, доставки и штрафы, налагаемые на него при неудачном исполнении. Короче, разделение труда и организация течения работы связывают текущие моменты жизни человека с последующими моментами жизни других людей весьма последовательным образом.
Однако почти не прослеживаются последствия должного исполнения собственных обязанностей в любом конкретном случае. Конечно, результаты более или менее представляются заранее, но вероятность их осуществления настолько высока, что здесь дело кажется не требующим пристального внимания. Ничего не надо взвешивать, решать или оценивать; не нужно рассматривать альтернативы. Эта деятельность, разумеется, имеет важные последствия, но она хорошо контролируется, она не проблематична. Между прочим, этим качеством будет обладать любой момент времени, рабочий или «убиваемый». Именно из-за всех возможных последствий наши бросатели монетки продолжают делать вдохи и выдохи и не разбивают свои головы о бетонную стену. Любая неудача в первом деле и успех во втором могут оказать очень далеко идущее воздействие на все будущие моменты жизни мальчиков. Однако продолжать дыхание и не разбивать голову о стенку — это цели, преследуемые столь постоянно и бездумно и реализуемые столь уверенно и привычно, что последствия ошибки даже не требуют специального рассмотрения.
Итак, занятия в свободное время могут быть проблематичными, но, скорее всего, не имеют последствий, а занятия в рабочее время, вероятно, имеют последствия, но не проблематичны. Таким образом, оба типа деятельности вполне могут быть бедны событиями: либо не происходит ничего важного, либо не происходит ничего неожиданного, такого, к чему не готовы.
Однако возможна деятельность, которая может быть проблематичной и иметь последствия. Такую деятельность я называю судьбоносной (fateful), хотя термин «событийная» также подошел бы; именно этот тип рискованности нас сейчас интересует.