Ритуал
Шрифт:
Люк вышел из под полога палатки в одном нижнем белье. Наступив бледными босыми ногами на холодную землю, почувствовал, как у него перехватило дыхание. Дезориентированный, он наступил на колышек палатки, споткнулся об одну из немногих натянутых оттяжек и боком свалился в деревья. Внезапный удар лицом о мокрую зелень и укол маленькой ветки, сломавшейся под ним, заставили его восстановить равновесие, подняться на ноги и сориентироваться. Сонливость как рукой сняло, и на смену ей тут же пришли холод и дрожь.
— Домжа! — позвал Люк, прибегнув к прозвищу, которым пользовался в лучшие времена. Это вызвало реакцию. Из-под спущенной желто-зеленой палатки
— Тише. Тише, — сказал Люк, но отступил назад, когда из палатки вылез на четвереньках Дом. На нем была фиолетовая толстовка, шорты и толстые серые носки. За ним сквозь дыру выскользнул зацепившийся за ногу спальный мешок. Отшвырнув его в сторону, Дом попытался подняться на ноги. Его нога с грязной повязкой на колене беспомощно подгибалась. Покрытое грязными разводами лицо выглядело, как будто он только что вылез из угольной шахты. Он вздрогнул от света фонариков. Глаза у него были красными и дикими.
Фил уже тоже стоял на ногах. Без штанов, в незашнурованных ботинках, волосы с одной стороны головы торчали веером.
— Где, черт возьми, Хатч? — задыхаясь, спросил Дом. Он посмотрел на Люка, потом на Фила, потом снова на Люка. — Где он, черт возьми?
30
Они вернулись в лагерь через два часа после пробуждения. Небо над лесом, насколько хватало глаз, было темно-синего цвета.
Из-за шока никто не мог говорить. Онемев от ужаса, они мучительно пытались переварить и принять абсурд произошедшего. Нечто поселилось в их умах и сердцах, когда они ослабли от усталости и позволили застичь себя врасплох. Нечто невозможное, всепоглощающее, удушающее.
Сотни раз они звали Хатча по имени. Ковыляли, волоча ноги, как какая-то робкая стая. Лучи фонариков мерцали в непролазных сырых зарослях. Головы дергались туда-сюда при малейшем далеком крике птицы, доносимом холодным воздухом, пока собственные страхи не вымотали их под чистую. Никто не ответил на их крики. Крики, которые сперва были настойчивыми, потом отчаянными, и под конец просто хриплыми, не проникавшими дальше ближайших зарослей.
— Хатч!
— Дружище!
— Хатч!
— Хатч!
Было слишком темно, чтобы выяснить обстоятельства его исчезновения. Но Хатч пропал, и от него остались лишь пятна загустевшей, темной крови на поваленной палатке.
— Можете разобрать другую палатку? — спросил их Люк, нарушив долгое молчание. Его голос показался ему самому каким-то тихим и далеким. — Надо упаковать ее. Плюс ваше снаряжение. Нужно уходить, как только начнет светать.
Дом и Фил озадаченно уставились на Люка. Они были шокированы и злы на него, но оставались вялыми и апатичными. Они просто смотрели перед собой. Люк попытался объясниться. — Я собран. Карта. Мне нужно на нее взглянуть. — Он бросил взгляд на рухнувшую палатку. — Можно еще разобрать вещи Хатча.
Было четыре часа утра. Проснулись они в два. Но, по крайней мере, к одиннадцати вечера все лежали в спальных мешках, поэтому несколько часов им все же удалось поспать. Как подсчитал Люк, этого было недостаточно, чтобы оправиться от напряжения предыдущего дня, но хватало, чтобы утром на пару часов обрести силы. Самых важных часов за все время их путешествия. Люк знал, что им нужно выйти на опушку леса утром, не позднее полудня. Иначе потом колено Дома значительно их замедлит. А значит, до заката они не покроют и пары миль.
— Что? — наконец сказал Дом, выйдя из оцепенения.
— Его
Дом посмотрел на Фила. Потом поднял руки и хлопнул себя по бокам. — Мы никуда не пойдем, пока не найдем его.
Люк посмотрел на землю и издал длинный, усталый вздох.
— Что ты предлагаешь? Просто слинять? Прихватив из его рюкзака, что получше? — рявкнул Дом, дрожащим от волнения голосом.
Фил посмотрел на рухнувшую палатку и кровь, которая стала вязкой и маслянистой в тусклом, мерцающем свете фонарика, таком бесполезном и неуместном сейчас. Посветив в дыру, увидел там еще больше крови.
— О, боже, Хатч. — Фил вдруг присел на корточки и закрыл лицо руками. Теперь он понял.
От причитаний Фила у Люка к горлу подкатил большой ком. Он перестал слушать Дома и закрыл глаза. Хатч, Хатч, Хатч пропал.Идиотская рифма непрерывно долдонила в мозгу. Люк чувствовал себя маленьким ребенком. Его цель занять их делом, а потом двинуться дальше, потеряла актуальность.
Фил плакал. Лицо у Дома сморщилось. С нижней губы свисала длинная нить слюны. Глаза наполнились слезами. Он закрыл лоб рукой, словно заслоняясь от солнца. Плечи сотрясались от рыданий. Люк почувствовал, что челюсть у него отвисла. В горле першило. Он представил себе улыбающееся лицо Хатча. Почти услышал его гогот. Мысль, что Хатча больше нет, была такой нелепой, что закружилась голова. Потом Люк почувствовал, будто у него изжога и несварение желудка одновременно.
Он упал на задницу и застонал, закрыв лицо руками. На этот раз он не обращал внимания на ноющие царапины на икрах, щеках и ушах, на тянущую боль в ногах. Остальные двое рыдали в темноте, зажав лица руками.
В какой-то момент Люк встал и тут же столкнулся с Филом, который, опустив голову, схватил его за руки. Он сжал его бицепсы так сильно, что Люк подумал, что тот своими длинными грязными ногтями проколет их ему до крови. Ему пришлось буквально отрывать его от себя. Потом он обхватил Дома за плечи, так как того тоже трясло, то ли от страха, то ли от горя, то ли от приступа паники. Еще долгое время они были недееспособны и дезориентированы в этой холодной тьме. Двигались на ощупь. И плакали. Пока, наконец, не сели, молча уставившись перед собой и дрожа от холода, вытягивающего тепло из ослабших тел в плотную черную землю.
31
— Вы не можете здесь оставаться, — тихо сказал Люк Дому, сидевшему на своем рюкзаке рядом с рухнувшей палаткой. — Учитывая состояние твоего колена, утром у нас будет пара часов, чтобы объединенными усилиями выбраться отсюда. Продолжим идти на юг. Мы должны выдвигаться. Немедленно. И идти по прямой, насколько это будет возможно.
Дом уронил голову на колени. Они еще не сделали ни шагу, а он уже вымотал себя горем.
Люк глубоко затянулся сигаретой, а потом заговорил сквозь завесу голубоватого дыма. — Со своим коленом ты сможешь идти максимум до полудня. Мы с Хатчем… — он сделал паузу и сглотнул, — мы разговаривали вчера вечером. Думали, что вы двое сможете переждать здесь пару дней, пока я не найду выход и не приведу помощь. Он хотел, чтобы ты дал своему колену передышку. И чтобы у Фила было время прийти в себя. Воды здесь хватит на пару дней, и мы знаем, где взять еще, если помощь задержится. Но сейчас все изменилось. Мы не можем… не можем оставаться здесь еще на одну ночь. Вот и весь разговор.