Ритуал
Шрифт:
— Нет, — отрезал Дом. Он сидел, уперев локти в колени, задрав вверх свое одутловатое, покрытое синяками лицо, и глядел на Люка так, будто ночью ничего не случилось.
Люк махнул рукой, словно отгоняя от себя что-то. — Я только что смотрел… — Он прочистил горло. — Его протащили вон там. — Люк указал на едва заметную брешь в стене зарослей справа от себя. — Следы обрываются в двадцати футах отсюда. И там тоже кровь.
— Ты не оставишь нас здесь. С этого момента держимся вместе, — внезапно выпалил Фил, который стоял на краю поляны и вглядывался в сырую тьму.
Люк кивнул. — Конечно. Само собой разумеется.
Дом посмотрел на него. — Черт, ты хоть
— Смутно.
Дом невесело рассмеялся. — Смутно. Смутно. Мало нам этого «смутно»? Кажется, из-за этого «смутно» мы сейчас сидим вокруг палатки, залитой кровью. Из-за этих «смутных» представлений нас всех скоро прикончат.
Фил с шумом вобрал в себя воздух.
Люк изучающе посмотрел на Дома, снова подавляя в себе жгучее желание встать и уйти одному. Ему потребовалась минута, чтобы привести мысли в порядок. — Уже поздно возвращаться по нашим следам назад. Поэтому у нас нет другого выбора, кроме как идти дальше на юг. Будем надеяться, что сможем выбраться к ближайшей опушке леса. Этого и хотел Хатч.
Фил посмотрел на Дома. — Мы должны идти. Я не останусь здесь ждать помощи.
Люк взглянул на часы. — Сегодня мы должны были добраться до Порьюса. Завтра вечером хотели вернуться в Стокгольм. И через день уже быть дома. — Глядя на остальных, он почувствовал, что в его голосе появилась нотка надежды. — Когда уже кто-то поймет, что с нами что-то стряслось, и поднимет тревогу? Ваши родные ждут от вас звонка сегодня вечером? Или завтра?
Ни Фил, ни Дом не осмелились взглянуть ему в глаза. Оба смотрели себе под ноги, явно испытывая дискомфорт, не имеющий ничего общего с истощением, холодом, или недосыпом. Словно внезапно осознали последствия некоторых печальных известий.
Хатч сказал, что оба они развелись, но Люк хотел знать, что именно это значит. Будут ли они по-прежнему ежедневно контактировать с женами из-за детей? Будут ли выполнять отеческие обязанности в заранее оговоренное время? Потому что его звонка никто не ждал. Шарлотту он видел лишь пару раз за последний месяц. Его начальник позвонит ему на сотовый, если он не появится на работе в понедельник. Но впереди еще четыре дня. А его отсутствие на работе в течение нескольких дней не заставит коллег обращаться в полицию. Он был уверен, что если не появится на работе в течение недели, босс просто найдет ему замену. Родители, возможно, начнут беспокоиться через пару месяцев молчания. А его лондонские друзья подумают, что он ненадолго залег на дно. Но он и представить не мог, что они станут делать запрос или предпримут попытку отследить его. В последнее время он не виделся с ними месяцами. Все были заняты собой и жили в разных частях города. Если честно, он уже не был ни с кем особенно близок. Одна надежда на соседку по квартире. У них было мало общего, и жила она в квартире всего полгода, но во время его отсутствия она присматривала за его собакой. Конечно, она первая попытается вычислить, где он. Может быть, через неделю его отсутствия. Но кому она будет звонить? Разве она знает, кому звонить? Она оставит сообщения на его мобильном, а потом, может быть, проверит в его магазине, если вообще помнит название. Но лишь в том случае, если ей надоест дважды в день выгуливать его собаку.
Эти мысли вызвали у него горечь, а потом злость на самого себя. Если у тебя нет ни партнера, ни карьеры, то кому до тебя есть дело? Вот в чем весь фокус — избавиться от любой ответственности, чтобы делать все самому. Ну, теперь он именно так и делает. Люк громко рассмеялся.
— Что? — спросил Дом. — Что? — Судя по его голосу, ему не терпелось знать, что только что придумал Люк.
Люк выбросил сигарету в кусты. — Я просто пробежал по списку. Пройдут месяцы, прежде чем мои родные и друзья заявят о моей пропаже. Последняя надежда, это моя соседка, но это не близкая подруга. Или… подождите… может, авиакомпания. Но тогда… черт, люди постоянно опаздывают на рейсы. Не звонить же им каждый раз в службу спасения. К тому же мы заплатили за свои места, наши деньги у них. Чего им волноваться? — Он представил, как представительница шведской авиакомпании называет его имя через систему оповещения стокгольмского аэропорта. Наверное, это будет последний раз, когда его имя прозвучит за пределами этого леса.
— Меня хватятся, наверно, дня через четыре-пять, — сказал Дом. Должно быть, он имел в виду свою семью, отчего опасения Люка только усилились. Четыре дня — это слишком. — А тебя, Филлерз? — спросил Дом.
Фил даже не обернулся. Он стоял лицом к деревьям и светил фонариком, будто нес вахту. — Что?
— Когда?
— Ммм?
— Когда тебя хватятся дома?
— Да Мишель насра… — Он осекся. — Может, на работе. В понедельник у меня встреча в банке. Может быть… — Казалось, он борется со своими мыслями, какими бы они ни были.
Дом раздраженно вдохнул, потом внезапно вскинул руки. — Хостел. Хостел, где мы должны быть сегодня вечером. Хатч забронировал его. Еще сказал им, откуда мы.
— Точно, — тихо сказал Люк. — Они могут позвонить ему на мобильный, если мы не появимся. Если там вообще есть сигнал. Но люди постоянно забивают на подобные места. Меняют планы. Или получают лучшее предложение. Все, что угодно.
— Лесничие?
— Хатч никогда не звонил в отделение Порьюса. Сказал, что оно работает только в зимний период.
— Вот, дерьмо! — Дом ударил здоровой ногой по земле. Фил продолжал шарить фонариком по деревьям.
Люк зажег новую сигарету. Уже четвертую с того момента, как проснулся. Прищурился от дыма. — Жена Хатча. Энджи знает, что он позвонит, как только окажется в зоне действия сети. Это наш лучший вариант.
Дом нахмурился. — В этом есть смысл. Мы должны будем сказать ей. Боже.
— Ладно. Забудь. Нам нужно идти. Немедленно. Нужно просто продолжать идти, потому что от этого зависит наша жизнь.
32
А потом они нашли Хатча, висящим на дереве. Точно так же, как то животное, два дня назад.
Люк обернулся и закричал, как нянька подопечным детям, — Не смотрите! Не смотрите! — При этом Фил и Дом тут же задрали головы вверх.
Дом прислонился к ближайшему стволу дерева и запричитал, — Боже! Боже!
Фил, не издав ни звука, пошел сквозь деревья прочь, тем же путем, которым они пришли. Пройдя двадцать футов, остановился, и его начал бить озноб. Потом согнулся пополам, и его вырвало. Люк увидел, как что-то белое и жидкое капает у него изо рта. Потом отвернулся, и услышал всплеск. Посмотрел на Хатча.
Тот был раздет догола. Никаких следов одежды. Через всю грудь до самого паха зияла черная от запекшейся крови рана. Бледные мускулистые, все в коричневых пятнах, ноги висели на уровне человеческого роста. Глаза, как и рот, были широко раскрыты. Изо рта торчал распухший язык. На мертвенно-бледном лице застыло выражение легкого удивления, словно он заметил перед собой нечто странное.
Все тело было изуродовано. Большая часть плеча и мышцы прилегающего бицепса отсутствовали. Хатч был втиснут между двух мертвых еловых стволов. Проходившие под мышками ветки поддерживали его на весу.