Ривермонтский Большой приз
Шрифт:
Зиферт некоторое время колебался. Он отвел глаза в сторону и задумчиво поглядел в окно, выходившее на восток.
— Предположим на минуту, — сказал он, — что это я вам телефонировал в пятницу вечером. Что из этого следует?
Вэнс наблюдал за ним со слабой улыбкой.
— Могло бы быть, знаете, — сказал он, — что вы были осведомлены о положении вещей в этом доме и что у вас было подозрение или, скажем, опасение какой-нибудь трагедии. Я вполне оценил значение этого послания, доктор, как вы этого и хотели. Потому-то я и оказался здесь вчера днем. Ваша ссылка на Энеиду и упоминание слова «хладнокровие» не ускользнули от моего внимания.
Зиферт перевел глаза на Вэнса, долго глядел на него, потом повернулся к окну. Через минуту-другую он встал, заложил руки за спину и стал ходить по комнате. С озабоченным видом он смотрел вдаль за Гудзон. Потом он остановился и, кивнув, как бы отвечая на какой-то мысленный вопрос, заговорил:
— Да, я передал вам это послание. Может быть, это не вполне соответствовало моим принципам, так как я почти не сомневался в том, что вы это поймете и что вы угадаете, что именно я хотел бы передать. Но я понимаю, что сейчас не выйдет ничего хорошего, если я не буду с вами откровенным. Положение в этом доме тревожило меня уже давно, а в последнее время я ощущал близость катастрофы. Все факторы как будто вели к этому последнему взрыву. Я это так сильно ощущал, что не мог удержаться от желания послать вам это анонимное предупреждение в надежде, что эти туманные намеки позволят вам предотвратить беду.
— Как давно у вас были эти неясные предчувствия? — спросил Вэнс.
— Около 3-х месяцев. Хотя я в доме Гардена бываю в качестве врача уже много лет, перемена в состоянии миссис Гарден привлекла мое внимание только около Нового года. Сначала я этому не придал особого значения. Но постепенно оно ухудшалось, и я не был в состоянии достаточным образом объяснить это ухудшение. У меня появилось странное подозрение, что эта перемена к худшему не вполне естественна. Я начал приходить сюда чаще, чем имел обыкновение, и за последние два месяца я чувствовал много подпочвенных течений в отношениях между членами семьи, чего я раньше не замечал.
Конечно, я знал, что Флойд и Свифт не особенно ладят друг с другом, что между ними существует вражда и взаимная ревность. Я также знал об условиях завещания миссис Гарден. Кроме того, я знал, что игра на скачках стала частью повседневного обихода этой семьи. Ни Флойд, ни Вуд ничего от меня не скрывали, я всегда был их поверенным, а не только их врачом, и их личные дела, в которые, к сожалению, входила игра на скачках, были мне известны. — Зиферт остановился и нахмурился. — Как я говорил, я недавно почувствовал нечто более глубокое и значительное в этом столкновении темпераментов. И это чувство настолько разрослось, что я действительно опасался какого-нибудь резкого столкновения, особенно после того, как Флойд рассказал мне несколько дней тому назад, что его кузен намерен поставить весь остаток своего состояния на Хладнокровие при розыгрыше большого приза. Ощущение предстоящей беды сделалось у меня настолько сильным, что я решил предпринять что-нибудь, если только это было возможно без нарушения профессиональной тайны. Вы угадали мою уловку, и, по правде сказать, я этому скорее рад.
Вэнс кивнул:
— Я вполне понимаю вашу щепетильность в этом вопросе,
Зиферт энергично покачал головой:
— Нет, откровенно говоря, я был озадачен. Я только чувствовал, что приближался какой-то взрыв. Но у меня не было ни малейшего представления, с какой стороны может произойти этот взрыв.
— Можете вы указать, с какой стороны вы рассматривали причины для ваших опасений?
— Нет. Я также не могу сказать, вызвано ли было это чувство состоянием здоровья миссис Гарден или скрытой враждой между Флойдом и Вудом Свифтом.
Я много раз себя спрашивал и не мог найти удовлетворительного ответа. Я, однако, по временам ощущал, что эти два фактора каким-то образом тесно связаны между собой. Этим объясняется мой телефонный звонок, причем я одновременно привлек ваше внимание к своеобразной болезни миссис Гарден и к той напряженной атмосфере, которая создалась вокруг ежедневной игры на скачках.
Вэнс некоторое время молча курил.
— А теперь, доктор, — сказал он, — будьте так добры сообщить мне все подробности насчет этого утра.
Зиферт выпрямился на стуле.
— Мне почти нечего прибавить к тем сведениям, которые я дал вам по телефону. Мисс Битон вызвала меня вскоре после восьми и сообщила мне, что миссис Гарден умерла этой ночью. Она просила об инструкциях, и я сказал ей, что сейчас приду. Я прибыл приблизительно через полчаса после этого. Я не мог найти определенной причины для смерти миссис Гарден и предположил, что она вызвана сердечным припадком, но мисс Битон обратила мое внимание на тот факт, что пузырек с лекарством, присланным из аптеки был пуст.
— Кстати, доктор, что вы предписали ей прошлой ночью?
— Простой раствор барбитала.
— Почему вы не предписали одно из патентованных средств?
— Зачем бы я стал это делать? — сказал Зиферт. — Я всегда предпочитаю в точности знать, что получает мой пациент. Я настолько старомоден, что мало верю в специальные патентованные лекарства.
— Вы мне, кажется, говорили по телефону, что прописано было достаточно барбитала для причинения смерти?
— Да, — сказал доктор, — если принять весь пузырек сразу.
— И смерть миссис Гарден могла быть вызвана отравлением барбиталом?
— Ничто не противоречит такому заключению, — ответил Зиферт, — и ничто не указывает на другие причины.
— Когда сиделка обнаружила пустой пузырек?
— Очевидно, не раньше, чем она мне телефонировала.
— Можно ли узнать это лекарство по вкусу?
— Да и нет, — ответил доктор. — У него кисловатый вкус, но эта жидкость бесцветна, как вода, и если ее быстро выпить, то можно не обратить внимания на вкус!
Вэнс кивнул:
— Таким образом, если это лекарство было вылито в стакан и разбавлено водой, миссис Гарден могла его проглотить, не заметив его странный вкус?
— Это вполне возможно, — сказал доктор. — И у меня чувство, что этой ночью произошло нечто подобное. Придя к этому выводу, я и телефонировал вам немедленно.
Вэнс, лениво покуривая, наблюдал за Зифертом, прищурив глаза. Потом, потушив папиросу в маленькой яшмовой пепельнице, он сказал:
— Расскажите мне что-нибудь о болезни миссис Гарден, доктор, а также скажите, почему вы упоминали про радиоактивный натрий.