Рижский редут
Шрифт:
– Морозка, ты видел Камиллу? – первым делом спросил меня Артамон.
– Нет, Артошка, право, не до нее было.
Я вкратце рассказал про поиски мешков и похвалился успехом. Но слушал меня один лишь Сурок. Артамон всей душой опять отдался погоне. Еле мы уговорили его дождаться Бессмертного, чтобы уж всем вместе идти к Камилле в Цитадель.
– Но ее там уж нет, – охладил дядюшкин пыл Бессмертный.
– Где ж она? – спросил вместо Артамона Сурок.
– Сколько мне известно, она уехала вместе с господином Розеном.
– Вместе
– Розен вместе с Бистромом должен присоединиться к штабу генерала Витгенштейна. Перед отъездом он встретился с частным приставом Вейде. Сказывали, Вейде покинул кабинет с таким видом, будто его там натуральным образом выпороли. Так что можете не беспокоиться, Морозов… В Риге обстоятельства более или менее благоприятны, значит, место Розена теперь в армии.
– Но мадмуазель де Буа-Доре?..
– Об этом мне ничего не известно. Я допускаю, что ее отправят в столицу, к ее опекунам.
– Черт побери… – пробормотал Артамон.
Очевидно, Бессмертный был прав: Риге сейчас осада вряд ли угрожала. К тому же мы ожидали подхода двенадцатитысячного финляндского корпуса генерала Штейнгеля. Маршал Макдональд в то время, кажется, расположился со своим штабом в Екабштадте и по неведомым причинам не оказывал помощи маршалу Удино, задачей которого было пробиться к Санкт-Петербургу. С Удино успешно сражался наш Витгенштейн, и дорога на столицу была для неприятеля закрыта.
– А сейчас, Морозов, мы пойдем в Цитадель, – преспокойно, словно не замечая расстроенного вида Артамона, сказал Бессмертный. – И вы наконец избавитесь от драгоценностей госпожи Филимоновой.
– Но не могли бы вы сами… – неуверенно начал я.
– Мог бы. Ну лучше это сделать вам. Почему? Потому, что первая злость этой дамы на вас уже схлынула, и не можете же вы весь остаток дней своих от нее прятаться, – отвечал сержант. – Это, уж поверьте мне, совершенно нелогично.
Я посмотрел на Артамона – тот пожал плечами. Я посмотрел на Сурка – тот хмыкнул и, несколько помолчав, сказал:
– Ну, не съест же она тебя. И я там буду.
– И я, – тут же добавил Артамон. – Так что лучше это сделать сегодня, пока мы в Риге и не ушли к Даленхольму.
Я вздохнул: чему быть, того не миновать.
Натали устроили в одном из домов, принадлежащих причту Петропавловского собора. Это было место как нельзя более благопристойное. Когда мы подходили к нему, Бессмертный приотстал и шепотом о чем-то осведомился у незнакомого мне артиллерийского офицера. Тот сперва отрицательно покачал головой, затем кивнул.
Комната Натали была убрана очень просто и как-то целомудренно. Кровать пряталась за большими ширмами. Стены почти не имели украшений. Натали встретила нас, потупив взор. Сурок на правах дальнего родственника подошел к ней первый, поцеловал руку, стал расспрашивать о здоровье и как-то умудрился ее развеселить.
Тогда и я, подталкиваемый Бессмертным, вышел вперед и достал драгоценности.
– К счастью, я не успел ничего продать, – сказал я. – Вот все в целости и сохранности.
Насчет сохранности я, впрочем, несколько солгал. Среди безделушек находился золотой медальон, принадлежавший Луизе. Его следовало бы вернуть Камилле, но Камилла уехала. Я хотел показать его Натали и объяснить, что это за вещица. Она-то и была не совсем в сохранности – портрет из медальона Артамон реквизировал и утешался им, когда не нападала на него страсть к древоточеству.
Натали избегала моего взгляда. Она даже отступила на несколько шагов, чтобы расстояние между нами стало не менее двух аршин. Я тоже чувствовал себя страх как неловко.
Верный Сурок вовсю разглагольствовал, и я ему за то по сей день благодарен. Артамон тоже выручал, как умел. Он внушал Натали, что одной моей отвагой и предприимчивостью спасен был Рижский замок от страшного взрыва. Она явно не верила. Всем своим видом она показывала: как я несчастна, я любила этого человека и разочаровалась в нем!
Бессмертный, превосходно все понимая, держался от Натали подальше и в беседе не участвовал. Я никак не мог понять, для чего же он к ней явился, но вскоре это разъяснилось.
Раздался стук в дверь. Мы посмотрели на Натали – она была здесь хозяйкой, ей надлежало позволить войти. Но она смутилась. Если бы я раньше не верил в женскую интуицию, то в тот день уверился бы наверняка.
Стук повторился.
– Войдите! – крикнул наш стратег. – Кто там за дверью топчется?
Дверь отворилась. На пороге встал высокий офицер в темно-зеленом артиллерийском мундире, в кожаной каске, с палашом на боку. Каску он тут же снял и, увидев Бессмертного, широко улыбнулся.
Лет ему на вид было около сорока. Открытое лицо с правильными чертами, уверенный взгляд, широкий разворот плеч и статность – все говорило в его пользу.
– Здорово, Бессмертный, – обратился он к сержанту. – Так-то ты меня принимаешь, соленая твоя душа?
– Здорово, Филимонов! – отвечал ему сержант. – Я уж не чаял тебя дождаться! Прошу любить и жаловать, господа – давний мой приятель, а коли расспросить бабок, то, может, и родня. Его отставки, как у Федора Федоровича, ненадолго хватило – вернулся в родную артиллерию.
Я ощутил желание растаять в воздухе на манер трубочного дымка.
Не требовалось особой гениальности, чтобы догадаться, как Филимонов очутился в Риге. И сейчас мне предстояло держать перед ним ответ. А что тут может быть за ответ, коли жена его сбежала ко мне из Санкт-Петербурга, и найдутся свидетели, чтобы подтвердить – мы жили в одном доме и едва ли не в одной комнате.
Бессмертный и Филимонов обнялись, после чего муж Натали отстранил слегка давнего своего приятеля, увидав в углу помещения свою беглую супругу.