Робеспьер

Роллан Ромен

Видения.

Сцена меняется.

1. Париж, вооруженный народ, улица в Сент-Антуанском предместье. В глубине высятся башни Бастилии. Шумная, ликующая толпа устремляется туда бурным потоком. Ружейные выстрелы, пушечная пальба. Вопли и крики. Толпа с ревом проносится мимо. На острие пики качается отрубленная голова. Тридцатилетний Робеспьер, депутат третьего сословия, в темном строгом сюртуке, отступив к стене дома, смотрит на толпу, бледнея от ужаса.

2. Зал Учредительного собрания. На трибуне заканчивает свою речь Мирабо. Собрание внимает ему с энтузиазмом. Депутаты толпятся, ходят, собираются группами, шумно спорят. Со скамьи поднимается никем не замеченный молодой депутат из Арраса, неловкий и застенчивый, в больших очках. Он нерешительно пробирается сквозь толпу к переполненной трибуне, откуда по ступенькам спускается Мирабо. Столкнувшись с ним, Мирабо меряет взглядом с ног до головы юного депутата, похожего на педантичного классного наставника; тот, растерявшись, невольно уступает ему дорогу. Заметив смущение новичка, Мирабо хлопает его по плечу, благодушно подталкивает к трибуне и удаляется, тут же позабыв о нем. Поднявшись на трибуну, Робеспьер листает свою рукопись, откашливается, начинает говорить. Никто в зале его не слушает. Все громко болтают, повернувшись к оратору спиной.

3, 4, 5. В последующих трех картинах упорно повторяется все та же декорация: на переднем плане слева возвышается трибуна, общий тон — нарочно смутный, туманно-серый. (Робеспьер близорук, и зал представляется ему неясно, в виде шумной, движущейся массы, откуда, как из темной бездны, выплывают и приближаются к трибуне какие-то фигуры.) И в каждой картине неизменно, три раза подряд, виден Робеспьер, подымающийся на трибуну. Но с каждым разом окружающая его обстановка меняется.

Во второй раз, лишь только Робеспьер начинает говорить, два-три депутата перебивают его язвительными шутками, и в собрании раздаются смешки; оратор приходит в замешательство, но тут же овладевает собой и упрямо продолжает свою речь. В третий раз на лицах депутатов вокруг трибуны появляется совершенно иное выражение, серьезное, внимательное, но враждебное. Видно, как нарастает злобное сопротивление Робеспьеру. На экране, по мере того как он говорит, расступаются стены, и в глубине, за трибуной, открывается парижская улица. Там, на заднем плане, слева толпа мужчин и женщин, пока еще редкая; но постепенно она растет и сгущается позади Робеспьера, словно могучей волной омывая подножие трибуны.

В четвертый раз — в Учредительном собрании взрыв возмущения против Робеспьера. Робеспьер на трибуне. Он говорит бесстрастно, вполне владея собой, шум и ропот жирондистов стихает. Справа видны исступленные лица, гневные жесты, сжатые кулаки, угрожающие оратору. А с другой стороны, слева, приближается и растет, наводняя зал, захлестывая ступеньки трибуны, волна народа, — народа бедного, босого, в лохмотьях; в конце картины вооруженный люд с пиками в руках заполняет уже всю сцену, громко прославляя Робеспьера.

И в шуме начинающейся схватки слышны голоса.

Голос из народа (громко и отчетливо). Неутомимый защитник народа!

— Неусыпный страж!

— Опора бедняков!

— Апостол! Друг угнетенных!

Голос Робеспьера. Угнетенные — сила земли...

Голос из народа. Неустрашимый!

— Неподкупный!

— Знаменосец равенства!

— Вождь народа-властелина!

Голос Робеспьера. Народ — наш подлинный властелин. Во Франции есть только две партии: народ и его враги. Есть только два класса: один — это защитники бедных и обездоленных, другие — покровители несправедливого обогащения, приспешники тех, чья тирания зиждется на крови и золоте.

Вот как в действительности разделена Франция. Кто не стоит за народ, тот наш враг [30] .

Видения.

1. Открывается улица Парижа. Народ с пиками и знаменами несет петицию на Марсово поле.

2. Марсово поле. Народная делегация хочет возложить петицию на алтарь отечества. Национальная гвардия под начальством Лафайета и Байи разгоняет народ. Барабанный бой, грубые окрики.

3. Издали слышны ружейные выстрелы, стоны раненых и изувеченных. Расстреливают народ. Крики доносятся в залу Клуба якобинцев, где идет непрерывное заседание. Выступает Робеспьер.

30

Из речи Робеспьера в Клубе якобинцев. 8 мая 1793 года. — Р. Р.

Голоса. Враги народа разоблачили себя. На Марсовом поле отряды буржуа по приказу Лафайета расстреливают народ. Робеспьеру угрожают убийством.

Голос Робеспьера. Я обвиняю богачей, я обвиняю буржуа, которые совершили Революцию ради наживы и барышей и теперь стремятся преградить ей путь. Я обвиняю Национальное собрание, которое предало народ и призывало к резне. Я знаю, что после этих слов над моей головой будут занесены сотни кинжалов. Пусть придет смерть и избавит меня от зрелища стольких злодеяний.

Голос народа. Мы все умрем с тобой!

— Нет! С тобой мы победим!

Видения.

1. Улица. Робеспьера с триумфом несут на руках под звуки фанфар и ликующие клики. На нем венок из дубовых и лавровых листьев. Матери протягивают к нему детей под благословение. Юноши склоняют перед ним знамена.

2. Колесница Революции. Она торжественно движется посреди несметной толпы по широкой дороге, уходящей вдаль к багровому горизонту. На троне восседает прекрасная женщина, олицетворяющая Республику. У нее в руках меч, перевитый пшеничными колосьями. За колесницей шествуют депутаты Конвента. Впереди, ведя под уздцы белых коней, выступает Робеспьер. Рядом с ним — Сен-Жюст, Леба, Кутон, члены обоих Комитетов. Колесница катится меж двойного ряда пик, ружей, знамен и щитов с обозначениями одержанных побед. Но движется она под грохот битв и треск пожаров; временами дым заволакивает весь горизонт и, застилая пеленой торжественное шествие, скрывает его от глаз...

Каждый раз, как рассеивается дым и кортеж появляется снова, толпа все редеет, лик Республики меняется, становится грозным и страшным; растрепанная, окровавленная, она встает во весь рост, потрясая мечом (сноп колосьев уже брошен наземь и затоптан), исступленная и яростная, как статуя Свободы, изваянная Рюдом. По краям дороги, словно вехи, вырастают могилы, холмы, подобные курганам: король, жирондисты, Эбер, Дантон...

Потом исчезает и сама колесница... Только Робеспьер с горсткой приверженцев продолжает свой путь, пробиваясь сквозь хмурую и безмолвную толпу, к которой он взывает в тревоге.

Голос Робеспьера (Робеспьер простирает руки к народу). О мой народ, мой единственный друг! Что бы ни случилось, мы останемся навеки вместе. Счастье и горе, радость и страдание, жизнь и смерть — все я поделю с тобой. В твоей любви, в твоем доверии — единственный смысл моей жизни. Не отнимай же их у меня! Я твой. Я так долго боролся за тебя! Ночь приближается. Я так устал! Не покидай меня!

Голос народа. Мы не покинем тебя. Мы последуем за тобой, куда бы ты ни шел.

Голос Робеспьера. А знаешь ли ты, куда я иду?

Видение.

В конце проспекта, уходящего вдаль, как аллея Елисейских полей, в самой глубине, вместо Триумфальной арки появляются очертания гильотины... И вдруг эта картина, эти видения — все исчезает. Робеспьер по-прежнему лежит на столе. Вокруг него шумит и толпится народ.

Возгласы. На гильотину!..

— Ты спишь, предатель?

— Просыпайся!

Лицо Робеспьера искажается от боли. Сен-Жюст встает с места и старается через головы людей увидеть Робеспьера, но ему мешает шеренга зевак, которые толпятся вокруг стола и осыпают раненого оскорблениями.

Первый жандарм (заметив Сен-Жюста). Дайте же ему посмотреть на своего учителя!

Толпа расступается и пропускает Сен-Жюста; тот, подойдя к столу, склоняется над Робеспьером. Они без слов обмениваются долгим взглядом, полном любви и преданности... Сен-Жюст выпрямляется и глазами указывает Робеспьеру на доску [31] , прибитую к стене над его изголовьем.

Сен-Жюст. Декларация прав человека... Наше создание... Она победит!

31

См. гравюру Дюплесси-Берто, где Робеспьер делает судорожные усилия, чтобы повернуться и увидеть у себя над головой доску с текстом Декларации. — Р. Р.

Занавес.

КАРТИНА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Заключительная сцена для народного театра. В тот же день, 10 термидора (28 июля), около 6 часов вечера. Площадь Революции (ныне площадь Согласия). Вид на площадь с угла, возле террасы Тюильрийского сада (со стороны нынешней улицы Риволи). Находящиеся на сцене видят гильотину посреди площади, но из зрительного зала ее не видно. Густая толпа внимательно, тревожно, настороженно смотрит на площадь. Многие поднимаются на цыпочки, некоторые несут на плечах детей.

В заднем ряду (ближе к публике), прижавшись к стене террасы, стоят Билло, Баррер, Матьё Реньо, Бабеф, потрясенные и безмолвные. Карье с трудом сдерживает прерывистое дыхание. Поодаль стоят Межан, Коллено, шпионы, подвизающиеся в Комитете, мюскадены.

Впечатление огромной толпы, которая, простираясь за пределы сцены, бушует и волнуется, словно океан. Занавес подымается в ту самую минуту, когда, под резкую барабанную дробь, падает голова Робеспьера. При этом звуке толпа содрогнулась и отхлынула с громким криком «а-а!».

Голос из толпы. Ты слышал, как волк завыл?

Kaрье (в неистовстве). Скатилась с плеч голова тирана!

Голос (из группы Межана и мюскаденов). Смотри, Карье, как бы и твоя не скатилась!

На площади наступает глубокая тишина. Реньо и Билло, опустив головы, не смеют поднять глаза.

Реньо (удручен). Приди в себя, Билло!

Билло (тоже удручен). Уже кончено?