Робин Гуд

Измайлова Ирина Александровна

Но леди Элеонора сама положила конец его мучениям:

– Боже мой! – теперь в ее голосе прозвучала тревога. – Да ведь вы ранены и, судя по всему, серьезно. Немедленно сядьте, снимите гамбезон и кольчугу, и я перевяжу вас. А вот эта девочка мне поможет. Да? Ты ведь хочешь мне помочь?

Эти слова были обращены к подошедшей и незаметно стоявшей рядом Изабели. Девочку было трудно разглядеть рядом с громадным конем Седого Волка, гриву которого она в это время гладила, испуганно глядя на кровь, капавшую из рукава шерифа.

– Да, – сказала она с готовностью, – да, я помогу. А вы, правда, королева?

– Последние пятьдесят три года, – подтвердила леди Элеонора, почти силой усаживая Веллендера на чье-то снятое седло. – Правда, я была сперва королевой Франции, а королевой Англии стала потом,

но от этого ничего не меняется.

– Я вам не верю! – воскликнула девочка с той же непосредственностью, которая так изумляла в ней шерифа.

– Не веришь, что целых два короля имели глупость на мне жениться?

Элеонора спросила это, не выказав никакой обиды, кажется, Изабель Келли ей очень понравилась.

– Я не верю, что вы старше пятидесяти трех лет. А чтобы выйти замуж, надо ведь, чтоб и еще лет пятнадцать прошло.

Королева и Седрик Сеймур расхохотались одновременно и так весело, что у Эдвина явилось нелепое желание к ним присоединиться. И в то же время он подумал: «А ведь и вправду Элеоноре должно быть сейчас шестьдесят восемь лет. Вздор! Не может быть!». Что-то слишком часто в этот день происходит всякое такое, чего быть не может…

– Когда такой ребенок находит тебя много моложе твоих лет, да еще настолько моложе, это по-настоящему приятно! – весело воскликнула королева. – Менестрелям [46] я давно уже не верю, они любят льстить, а когда не льстят, просто фантазируют. Кто-нибудь даст мне чистый холст, или я должна буду задрать подол и рвать свою камизу? Честное слово, это меня не смутит, но ведь мы ехали верхом, и камиза не может быть чистой. А перевязывать рану грязными тряпками это слишком: я не армейский лекарь!

46

Менестрелями назывались в ряде стран средневековой Европы бродячие певцы и музыканты. Элеоноре Аквитанской, всю жизнь пользовавшейся обожанием мужчин, менестрели очень часто посвящали песни и баллады.

Час спустя лесное приключение завершилось. Раны были перевязаны, убитые (исключая, разумеется, разбойников и их загадочных пособников) вынесены к мосту, с тем, дабы можно было, раздобыв телегу, отправить их в ближайшую деревню, лошади пойманы и собраны на дороге.

Таинственная сумка его преосвященства, наконец, рассталась с ним, точнее, конечно, он с нею – теперь она казалась не такой уж большой, потому что висела на мощном плече Седрика Сеймура. Епископ, явно почувствовав облегчение, принялся читать молитвы над погибшими, а шериф, рыцарь и королева отошли от остальных, чтобы, наконец, поговорить без помехи. Ее величество понимала, как много хотел бы спросить у нее сэр Эдвин, и как трудно ему, тем не менее, до конца оставаться рыцарем и ничего не спрашивать. Она оценила его выдержку и заговорила сама.

– Я открою вам тайну, шериф, – произнесла леди Элеонора, – Собственно говоря, это и не такая уж тайна, но епископ Антоний, мой добрый духовник, не мог вам ничего сказать без моего разрешения. О том, что король пленен и находится в Австрии, вы, безусловно, знаете?

– Это знает вся Англия, ваше величество! – заметил сэр Эдвин.

– Да, разумеется. Как и о том, что германский сейм в Вормсе снял с него все обвинения, выдвинутые императором Генрихом и этим надутым идиотом Леопольдом, герцогом австрийским?

– Конечно, я об этом знаю, – подтвердил шериф.

– Ну, а о назначенном выкупе? – зеленые глаза Элеоноры гневно блеснули.

– Слышал, ваше величество, хотя и не понимаю, как можно оправдать, а потом заставить платить за оправданного выкуп.

– Так же, как можно обвинить в предательстве того, кого сами предали [47] , – уже безо всякого гнева воскликнула королева. – Так или иначе, но большую часть этого выкупа мы, я и преданные друзья Ричарда, сумели собрать уже несколько месяцев назад. Но еще очень большой суммы не хватает. Вот поэтому я, получив письмо из Германии, решилась поездить по Англии и Франции, навестить людей, в преданности которых не сомневаюсь, и попросить их помощи. Они

жертвовали, кто что мог – деньги, драгоценности, один барон отдал даже своего чистокровного абиссинского коня… Конечно, пришлось его тут же продать. Возить собранное с собой я не решалась: слишком многие люди в Англии, да и не только в Англии пойдут на любую подлость, лишь бы не допустить возвращения Ричарда.

47

Элеонора намекает на то, что в предательстве интересов крестоносцев Ричарда Львиное Сердце обвиняли именно те предводители Крестового похода, которые стали зачинщиками раскола в объединенной армии и, в конечном итоге, предав своих, покинули Палестину, из-за чего Ричард и не мог надеяться удержать свои завоевания.

– Кто-то вновь помышляет о смене королевского рода? – не удержался от вопроса сэр Эдвин.

Элеонора бросила на него быстрый взгляд и глубоко вздохнула:

– Мне слишком долго пришлось бы рассказывать, чтобы вы до конца поняли, какая опасность в действительности угрожает моему сыну, из какой бездны нам предстоит его спасти. По крайней мере, я заранее знала, что мне попытаются помешать отвезти то, что я соберу, в замок Дюренштейн, в Австрии, где сейчас находится Ричард. Поэтому собранные деньги и сокровища я по частям отвозила к его преосвященству епископу, он их хранил. А вот теперь, когда я совершила последнюю поездку, на этот раз на самый север Англии, пришла пора взять все собранное и поскорее отплыть от опасных родных берегов. Из осторожности, зная, что враги короля будут поджидать меня в Лондоне, я наняла корабль в Сарборо, и мой посланец сообщил епископу, куда следует ехать вот с этой самой заветной сумочкой, которая так ужасно мала на плече сира Седрика. Его преосвященство выехал мне навстречу, но, как мы теперь понимаем, следили и за ним. Одно нападение с вашей помощью, сир Эдвин, было отбито. И тогда они предприняли второе, куда более опасное. Счастье, что мне пришло в голову, в свою очередь, отправиться встречать епископа, и что с ним был ваш отряд. Не то мы бы не успели.

Шериф слушал королеву не только с огромным интересом, но и с изумлением, которое на протяжении рассказа только возрастало. Эдвин безнадежно устал изумляться, но смирился. Однако задал еще один вопрос:

– Миледи, но кое-чего я не могу осмыслить. Возможно, я безнадежно глуп… Теперь понятно, откуда взялись эти хорошо вооруженные люди – это наемники того или же тех, кто поставил своей целью погубить короля. Верю, что Господь этого не допустит, как не допустил сегодня гибели Своего доброго служителя епископа Антония. Но неужели обычный лесной головорез Робин Гуд каким-то образом тоже оказался на стороне этих людей?!

«Только этого и не хватало!» – с каким-то обреченным отчаянием тут же подумал шериф.

Пожалуй, зря он это спросил. Королева слишком умна, чтобы не заметить, каким стало при этом его лицо. Или ему кажется?

Элеонора в ответ пожала плечами, и вместо нее ответил Седой Волк, не прерывавший их разговора и по обыкновению занятый делом: он проверял арбалеты убитых наемников и складывал в колчаны собранные стрелы. Это мог бы сделать и любой из воинов, но рыцарю определенно нравилось возиться с оружием.

– Я думаю, – проговорил Седрик Сеймур, – что Робин был использован этими людьми как обычное оружие. Вряд ли они могли доверить свои тайные и гнусные замыслы разбойнику. Может быть, я ошибаюсь, может быть, и могли, но скорее вышло вот как: на епископа и его свиту напали хорошо обученные воины, которые, конечно, справились бы с его охраной и забрали сумку. Неожиданно появились вы, шериф, отчего план заговорщиков рухнул. У них осталось не так уж много людей, и они не могли не просчитать возможности вашего дальнейшего участия в путешествии его преосвященства. Тогда и возникла мысль натравить на отряд шайку разбойников, ведь в случае чего на них и свалить все удобнее. Конечно, для этого организатор нападения должен был знать Робина Гуда. Уверен, что он знал его. Но нападение обставил, как обычный разбойничий налет: вот, мол, едет жадный богатый святоша, везет сокровища, добытые за счет слез и пота бедных тружеников… Что там они еще городят, оправдывая разбой?