Род
Шрифт:
– Ну, не плачь, не плачь, – попытался успокоить его Волчонок, – так и быть, давай твое кольцо, – он протянул руку.
– Не бери! – остановил его крик Межвитнира. – Ничего у него не бери! Я понял! Я все понял! Это он все нарочно устроил, и колокольчик сам сорвал, и в трещинку закинул, и заставил тебя его найти, и сказку сплел про выкуп! А все для того, чтобы всучить тебе их черный амулет!
– А если и нарочно? – сказал эльф, отбросив все свои ужимки и как-то враз построжев. – И почему же непременно черный? Как раз наоборот. Да и не наш он – мы его только нашли. И никто его не навязывает, он сам к своему истинному хозяину рвется, все уши нам прокричал. Вот, смотри! – эльф разжал пальцы, державшие перстень, и тот плавно перелетел в протянутую руку мальчика.
– Эка
Но Волчонок его уже не слышал, он стремглав несся по тропинке, с тревогой поглядывая на быстро исчезающее за горой солнце. Нет, темноты он не боялся, ее боялась Мокишна, а он был заботливым сыном.
Негоже людям допоздна вечерами засиживаться, почем зря масло жечь, поэтому рассказ о своих приключениях Волчонку пришлось отложить до следующего дня. Зато уж расписал все в красках, опустив лишь незначительные детали, вроде предложения русалки искупаться вместе – Волчонок подумал, что матери это может не понравиться. Мокишна слушала сыночка с легкой улыбкой, иногда поглаживая его ласково по голове: «Придумщик ты мой!» Не упускала возможности и для материнского поучения: «Поменьше бы ты на русалок заглядывался! А ну как присушит сердце, потом век невесту не найдешь». Это она верно угадала, мальчику так врезалась в память «фигура», что он многие годы на девушек и не смотрел, то есть смотрел, но не засматривался.
Немного заволновалась Мокишна лишь тогда, когда Волчонок упомянул о неудавшемся похищении, но сразу же сама себя и успокоила – ведь именно она и рассказала все это малышу, точно, она, кто же еще? А когда? Да разве ж упомнишь!
Нет, в упырей и берегинь Мокишна верила безоговорочно, ревностно соблюдая все обряды защиты от злых духов и ублажения добрых. Не верила она в то, что можно вот так запросто встречаться и разговаривать с ними. Духи, даже и добрые, избегают являться людям, предпочитая вершить свои дела за их спиной или в темноте. Хотя, конечно, изредка случается… Как тогда, когда малыш еще в колыбели лежал. Вроде бы надежно был защищен дом от всех напастей, она даже помимо всех оберегов положила в колыбель клещи, хотя Влк и убеждал ее, что это не действует и вообще чуждое суеверие, но сердце было не на месте, какое-то неясное беспокойство не давало ей заснуть и заставляло по несколько раз за ночь вставать и подходить к сыновьям. И вот на пятую или шестую ночь она его увидела – какой-то мелкий прошмыгнул в комнату. В полутьме она его и не разглядела толком, разве что заметила какой-то сверток в руках. А уж когда этот сверток разразился противным криком, ей все стало ясно.
– Эти подземные карлики все время норовят украсть нашего младенца и подменить его своим детенышем, – Мокишна и не заметила, как ее воспоминания перетекли в рассказ, – иногда им это удается, хотя непонятно, на что они надеются. Мать всегда подмену разглядит, да тут и мужчина не ошибется, такие эти детеныши уродливые. И средство верное на такой случай имеется. Намажешь подкладышу пятки жиром, тут его жар нестерпимый и охватит, зайдется он в громком крике. А карлики хоть и живут среди камней, но сердце у них не каменное, услышат плач своего детеныша и прибегут, и покражу вернут. Но лучше до этого не допускать. Я как пришлеца-то увидала, так сразу схватила полено и ну его охаживать! Долго его по избе гоняла, пока он в темноте не растворился. А больше уж он не показывался, и беспокойство меня не мучило, и спала я сладко.
Волчонок слушал, раскрыв рот, потом рассмеялся довольно:
– Теперь понятно, почему он глаза в сторону уводил! Стыдно, видно, вспоминать! И кольцо, наверно, он мне для тебя дал, чтобы ты не держала на него зла.
– Какое кольцо? – насторожилась Мокишна.
Видения да рассказы о видениях – это одно, а кольцо совсем другое, его пощупать можно. А сыночек уже протягивал ей перстень. Женщина ни на мгновение не залюбовалась красивой вещью, не заахала, не замерла в восхищении. Вот кабы это были бусы, или запястье, или гребень, тогда можно было бы и повертеть из стороны в сторону, и рассмотреть, и примерить,
– Беги-ка ты, сынок, к волхву, – сказала Мокишна, отдергивая руку, чтобы случайно не прикоснуться к чужой неведомой вещи, – пусть он эту штуковину проверит.
Влк долго над перстнем не гадал, от него шла такая теплая волна, что любой бы догадался – чистая вещь, хорошая. Рассказ Волчонка волхв выслушал очень внимательно, не подвергая сомнению ни одного слова, поэтому заметил самое важное, то, что перстень изначально принадлежал мальчику. Сразу вспомнился другой перстень. Влк достал небольшую берестяную коробочку, снял защиту, извлек изумрудный перстень, положил его рядом с радужным. Влк был пытливым волхвом и, несмотря на преклонение перед обычаем и традицией, склонным к рискованным экспериментам. Вот так сталкивать Добро и Зло – что может быть рискованней? Но вполне возможного катаклизма не последовало.
Силы, исходящие от двух перстней, сошлись как два борца, переплелись, взяли друг друга в захват и – остановились. Возможно, между ними происходила жестокая борьба, требовавшая напряжения всех сил, но внешне этот никак не проявлялось. Более того, волны, исходившие во внешний мир, становились все слабее. Нет, ни одна из сил не брала верх и они не истощали друг друга в борьбе, они лишь все сильнее переплетались и покрывались какой-то непроницаемой коркой, постепенно остывавшей и приобретавшей неопасный, даже какой-то невинный и безмятежный вид, как… «Как у маленького мальчика, – подумал Влк, – в котором дремлют заложенные в нем инстинкты и силы, и неизвестно, какие это инстинкты и силы, и когда и как они проявятся и вырвутся наружу».
Влк очнулся, маленький мальчик дергал его за рукав.
– Дядя Влк, а кто такой царь?
– Царь – это самый главный, – ответил Влк, не совсем еще оторвавшийся от своих наблюдений и раздумий.
– Старейшина? – спросил Волчонок.
– Нет, бери выше.
– Вождь?! – выдохнул Волчонок.
Влк уловил в вопросе мальчика какой-то непонятный трепет. Поэтому, ответив:
– Царь – это вождь вождей, – он поспешил уточнить: – С чего это ты вдруг царями заинтересовался и вообще, откуда ты это слово узнал?»
– Мне сказали, что я буду царем, – сказал Волчонок, не вдаваясь в подробности.
Влк не стал выяснить, кто сказал. «Звезды говорят, что ты будешь старейшиной, – подумал он, – но это вряд ли хороший знак, потому что ты будешь не просто самым молодым старейшиной в нашем роду, ты будешь при этом очень молодым человеком. А еще ты будешь вождем, это уже лучше, вожди могут быть молодыми людьми. Что же до царя…»
– Цари бывают только в сказках, – сказал Влк, – да еще в преданиях, которые… Ну да ладно! В общем, так: царей у нас нет!
– А я буду! Мне так сказали! Я верю братьям! – воскликнул мальчик и, смеясь, выбежал из избушки волхва.
– Я буду царем волков! – повторял он на все лады, несясь вприпрыжку по деревенской улице.
А Влк погрузился в раздумья. «Вырос мальчик… Можно было бы еще годик подождать, пусть побегает, вот только бегает не там, где следовало бы. И общается незнамо с кем, точнее говоря, очень даже известно с кем, ничего в этом нет хорошего! И от людей совсем оторвался, надо ввести его в круг сверстников, ему с ними, ему над ними… – Влк не смог подобрать слова и махнул рукой на точность формулировки, как никак сам с собой разговаривает, а уж себя-то он как-нибудь поймет. – Да, пора за обучение приниматься. Год не дотягивает – это ничего, Волчонок – мальчик сильный. Придется и Братца вместе с ним взять, неправильно и несправедливо их разъединять. Братцу, конечно, поначалу тяжело придется, но опять же не страшно, объясню Волчонку, что он должен брату во всем помогать и от старших мальчишек защищать, это Волчонку даже и на пользу пойдет».