Род
Шрифт:
Он принялся совершать магические обряды очищения, долгие и многотрудные, солнце давно миновало зенит, когда он, умаявшись, позволил себе короткий отдых, уселся на плоский камень с толстой подушкой изо мха, оглянулся вокруг. Полдела сделано, ни малейшего духу от пришельцев в воздухе не носилось, осталось собрать всякие вещественные мелочи, клочки одежды, разрубленные кольца кольчуг, щепки от сломанных копий. Мелочей набралось три холщовых мешка, а ведь каждую надо разглядеть, за каждой нагнуться. Эх, сюда бы деревенскую ребятню! Но волхв сразу же отбросил эту мысль, а ну как осквернятся от прикосновения к чужим и чуждым вещам. Тут ведь никогда заранее
Влк в последний раз обошел поляну – вроде бы все чисто. Одно осталось – меч. Он с сомнением посмотрел на огромный валун, потоптался вокруг него, приложился с разных сторон – нет, никак не сдвинуть. Влк прислушался. Никакого зла от камня не исходило, меч спокойно спал в земле. «Камень, чай, не сам собой упал, – подумал Влк, – его боги сюда направили, значит, так тому и быть!» Успокоив себя этим обычным для всех служителей культа доводом, Влк собрался уже, прихватив мешки, отправиться дальше по дороге, к месту второй маленькой стычки, но тут почувствовал, как его затылок жжет чей-то пристальный взгляд. Влк быстро отпрыгнул в сторону, отрываясь от прицела, и провел вокруг себя защитный круг, лишь затем осмотрелся. Никого. Влк не удивился, никто и не мог подобраться к нему неслышно, а вот нечто…
Он усилил защиту и стал обводить взглядом окрестности, поднимаясь все выше и выше и с каждым мгновением все более трепеща, что вот сейчас он вперится в небеса и узрит грозный лик Всесоздателя. Влк задрал голову. На верху обрыва, на фоне неба вырисовывалась волчица. Она неотрывно смотрела на него и, поймав его взгляд, призывно мотнула головой. «Сейчас, сейчас!» – засуетился Влк, рванулся было вдоль скалы, но пребольно ударился о двойную стену своей защиты, снял ее и, успокоившись, уже без суеты, но весьма споро отправился по дороге к тому месту, где от нее ответвлялась неприметная тропинка, уходящая вверх, в горы.
Путь был неблизким. Пока Влк добирался до верхнего косогора, волчица успела подготовиться, даже поплакала над названным сыночком, прося у него прощения за то, что вынуждена отдать его в чужие руки, и тут же успокоила малыша, объяснив, что это хоть и двуногие, но в сущности добрые создания и немного сродни им, волкам. Еще успела облизать его всего напоследок, чтобы был чистым, кто знает, как эти двуногие с детьми обходятся, может, и не моют совсем, сами-то вон как воняют, за сто шагов все запахи вокруг перешибают. Волчица брезгливо поморщилась, поведя носом в ту сторону, откуда через некоторое время появился волхв.
Влк остановился в изумлении, увидев волчицу, сидящую над голым, блестящим и довольно упитанным младенцем.
– Вот… – сказала волчица и, не дождавшись ответа от волхва, затараторила: – Сил моих нет его кормить! Мясо есть не хочет, все бы ему молоко сосать. Всю меня высосал! Ты только глянь, во что превратилась – костяк да и только!
Влк осторожно приблизился. Ребенок… Откуда здесь взяться ребенку? А ну как оборотень! И пахнет от него волком. Вот только на шею повязан шнурок, а на нем перстень, уж это-то точно от людей. Влк присел на корточки и, стараясь не прикасаться к младенцу, осмотрел его. Ни пятнышка шерсти, уши не острые, на пухлых пальчиках розовые нежные ноготки. Тут младенец, как
– Еще и кричит! – пожаловалась волчица.
Но Влк ее не слушал. Он заглянул в раскрытый рот – зубов еще нет, а, главное, нёбо чистое, без шерсти. «Не оборотень! – успокоился Влк. И тут же умилился: – Мальчик!»
Мальчиков Влк любил, он знал, как с ними обращаться, из них вырастали славные воины и охотники, немногословные и суровые. Это вам не девочки! Нет, маленьких девочек Влк еще терпел, тех, которые бегали точно в таких же рубашках, что и мальчики, и у которых ничего не выпирало, кроме костей. Глядя на их совместные с мальчиками игры, Влк не переставал надеяться, что из них вырастет что-нибудь путное. Надежды не оправдывались, пропадала трогательная голенастость и угловатость, их начинало распирать во все стороны, и они превращались в визгливые, крикливые, бранчливые, вечно всем недовольные создания, от которых на земле была только одна польза – они рожали новых мальчиков.
«Мальчик! – еще раз подумал Влк. – И какой сильный!» Волчице надоела эта немая сцена и она легонько подтолкнула носом младенца к рукам волхва. Тот спохватился, снял с себя козлиную безрукавку, уложил ребенка на мягкий длинный мех, чуть задумался, глядя на перстень. На оберег не похож, но какая-то сила от него исходит, волчья, злая, волчья и злая, поправил себя сразу Влк. Злому не место на ребенке! Он решительно развязал узел, но не отшвырнул перстень, а замкнул его в непроницаемую для злых чар оболочку и сунул за пазуху. Ребенок никак не отреагировал на потерю наследства, что лишний раз убедило Влка в правильности его действий. Он завернул ребенка, прижал сверток к груди, поднялся.
– Вы уж его не обижайте, – проворчала на прощанье волчица, – я проверю!
– Никто тебя, малыш, не обидит! – говорил Влк ласково, спеша в деревню. Мальчик, пригревшись и укачавшись, замолчал и лишь блаженно почмокивал во сне.
Путь Влка лежал через молитвенную поляну, где он попал в плотное кольцо женщин. «Оно и к лучшему!» – подумал он и развернул сверток, демонстрируя драгоценную находку. В трех словах объяснил, как все случилось: «Там. Лежал. Один».
– Ой, какой хорошенький! И кто такого бросил?! Дай сюда, не так держишь! – раздались громкие голоса со всех сторон.
Ребенок проснулся, открыл глаза, повел левым глазом налево, правым – направо, и – закричал.
– Он есть хочет, маленький! – вскричала одна из молодух, приспустила широкий ворот рубашки, вывалила большую, в голубых прожилках, грудь и, схватив младенца, приложила его к розовому, набрякшему сосцу.
Влк только возмущенно сплюнул от такой картины. Впрочем, и мальчик вскоре последовал его примеру. Поначалу он недовольно морщился, но, понукаемый женщинами, все же взял сосец в рот и даже засосал жадно, но почти сразу выплюнул и сосец, и молоко, и гневно закричал. «Не по вкусу после волчьего», – смекнул Влк. А женщинам только бы посмеяться.
– Знать, у тебя, Мокишна, молоко такое же кислое, как и твой хлеб! Ты по утрам плошку меду съедай, и больше будет, и слаще! А вот у меня послаще! А ну-ка, попробуй, малыш! – к ребенку тянулось несколько переполненных и струящихся молоком чаш, Влк только успевал отплевываться.
А мальчик все сильнее заходился в крике и вертел головой из стороны в сторону. Вдруг взгляд его упал на тотемный столб, увенчанный резной головой волчицы. Мальчик на мгновение замолчал, а потом заплакал, тонко и жалостливо, протягивая руки к родному и любимому лику.