Родина
Шрифт:
— Конечно, мы с вами за формулу: «Вставай, наш город!» — твердо произнес Пластунов и спросил: — Ну, и как же все обошлось?
— Да предгорисполкома товарищ Соколов помог. Всего дал, о чем мы просили… Хороший человек, хороший, — дважды повторила тетя Настя.
Соня проснулась, как от толчка, и сразу вспомнила: сегодня ее бригада и соревнующаяся с ней бригада Игоря Чувилева обязались закончить свою первую «строительную десятидневку».
«Двенадцать часов… Значит, я спала всего три часа. Ну,
«Неужели я простудилась? — встревожилась Соня. — Как это глупо!»
Она закрыла глаза, и сразу ей стало легче. Наверху, в мезонине, уже проснулись, слышны были шаги, смех и громкие голоса.
«Неужели я в самом деле заболела?.. Вот некстати!» — думала Соня, шагая по скрипучим доскам строительных лесов на свой участок.
Легкий морозец вначале освежил Соню, и она даже повеселела:
«Сегодня все закончим!»
Но скоро началась опять ломота в висках, а перед глазами замелькали сизоватые дымки. Кирпичи казались все тяжелее, и звон их неприятно отдавался в ушах.
«Дотянуть, надо обязательно дотянуть!» — и Соня дрожащими руками приставляла ребром к ребру тяжелые, будто чугунные кирпичи.
Вдруг сизоватое душное облако пронеслось перед глазами Сони и закрыло туманом широкую голую площадь. Пошатнувшись, Соня схватилась за выступ стены.
— Соня! Ты что? — крикнули ей в ухо.
Соня, вздрогнув, оглянулась и увидела бледное, испуганное лицо Юли.
— Соня, да посмотри же, что ты сделала… Ты накладывала кирпичи… без цемента!
Соня взглянула перед собой и глухо вскрикнула: пять рядов кирпичей лежали сухие, голые, как и те, что краснели в штабелях.
— Сонечка, что с тобой? — вдруг заплакала Юля, — Ой, пропали мы, обгонят нас чувилевцы!
— Сбрасывай! — приказала Соня и, как в горячке, начала снимать кирпичи.
На чувилевском участке четыре пары юношеских рук закрывали огромную пробоину в стене по фасаду. Анатолий Сунцов и Сережа шли навстречу двум Игорям. Расстояние между ними все сокращалось, и Чувилев уже начал довольно пошучивать:
— Вылечим стенку в лучшем виде, родная мать не узнает!
Наконец кирпичи верхнего ряда соприкоснулись, причем Игорь Чувилев первым ловко положил свой последний кирпич и даже успел заровнять цемент поверх сунцовской кладки.
— Кончили! — сказал Чувилев, вытер мокрый лоб и посмотрел на часы: — Половина третьего… Мы выполнили план ровно на час раньше!
Игорь Семенов сунул два пальца в рот и свистнул раскатистым присвистом.
— А еще вот по-нашему, по-севастопольски! — и Семенов, надвинув на лоб бескозырку и заложив руки за спину, прошелся лихой матросской чечеткой.
— Сверзишься, отчаянный! — и Чувилев со смехом схватил друга за руки.
— Дай полюбоваться морячком! — хохоча, попросил Сережа и тоже начал выделывать коленца.
Чувилев и Сунцов не выдержали и тоже затопали, гикая и присвистывая.
— Надо же объявить о нашей победе! — переводя дыхание, предложил Чувилев и торопливо начал спускаться.
— Погоди еще хвастаться, бригадир, — усмехнулся Сунцов. — Мы вот придем, а наш главк, тетя Настя, объявит нам, что Соня засекла время раньше нашего.
Когда Соня услышала матросский посвист Игоря-севастопольца, сердце в ней будто сжалось и руки опустились.
— Ой, Сонечка! — вскрикнула Юля. — Вон они уже спускаются к нам! Ой, вот сейчас они свое объявят, а мы…
Остальные девушки молчали, но в их невеселых взглядах Соня читала упрек и горькое недоумение.
Подходя к участку Сони, Игорь-севастополец, еще не угомонившись, подбросил вверх свою бескозырку:
— Ур-ра-а!…
— Погоди! — шепотом остановил его Чувилев, заметив бледное, с погасшими глазами лицо Сони.
— Желал бы видеть вашего прораба, — сумрачно и официально произнес Чувилев.
Подошла тетя Настя, и бригадир Чувилев, сохраняя строгое выражение лица, отрапортовал ей о досрочном выполнении плана десятидневки его бригадой, а потом скомандовал своим:
— Ну, пошли! Еще полчаса осталось.
Соня проболела неделю, а когда окончательно пришла в себя, Чувилев сказал, что о ней спрашивала Павла Константиновна.
— Спрашивала обо мне? — обрадовалась Соня. Она давно собиралась откровенно поговорить со старой учительницей о своих отношениях с Виталием Банниковым и о своей сестре Наде, которой была очень недовольна с тех пор, как определила ее на работу.
В первый же день появления Нади в бригаде Соня увидела, что сестра работает вяло и даже словно не понимает, что от нее требуется. Соня, решив, что в «коллективе Надя должна подтянуться», сначала не делала ей замечаний.
Прошла неделя, а Надя вела себя попрежнему. Она выполняла все, что ей задавали, но делала все неловко, лениво, то и дело отдыхала, опершись локтем на лопату, и лениво блуждала взглядом поверх заводских развалин и множества людей, которые торопливо работали вокруг нее.
В этой отдыхающей позе Соня уже не раз заставала сестру и наконец строго приказала ей:
— Чтобы я больше не видела тебя без дела! Это просто бессовестно — стоять и зевать, когда вокруг тебя все работают.
— Я устаю, я еще не привыкла… — пробормотала Надя.
Вечером Евгений Александрович недовольно сказал:
— Все-таки этого можно было избежать, Соня…
— Чего избежать, папа? — насторожилась Соня.
— Я думаю, дочка, совсем не обязательно тебе и Наде целыми днями возиться в пыли на заводской площадке.