Родина
Шрифт:
— Так наступай!.. Благословляем! — грохнул бас Василия Петровича, но тихий голос Евдокии Денисовой не дал ему продолжать:
— О замечательных делах товарищ Чувилев рассказывает, да пока что все это не про нас.
— Это почему же не про нас? — недовольно спросил Сотников.
— Заводы равнять нельзя: Лесогорский там, на Урале, — в полной силе завод, а наш только на ноги встает, — продолжала Денисова.
Ее поддержали несколько нерешительных голосов:
— У нас еще не все цехи работают…
— Да и приспособления того не сделать…
—
— Перспектива может быть одна: сделать у нас то же самое, что на Лесогорском заводе, — твердо сказал Василий Петрович. — Мы, рабочий класс, в силах себе такой приказ дать.
Расходясь после совещания, все слушатели и участники его пришли к единодушному выводу, что Пластунов опять производство «задел», что надо дальше вперед итти, что застаиваться нельзя.
Придя на свой участок, Банникова встретила озабоченный взгляд Евдокии Денисовой.
— А, пришли! Я уж боялась, что вы опоздаете. Скажите мне, пока звонок не прозвонил: какие у вас планы насчет сегодняшнего приказа?
— Какого приказа? — удивилась Банникова.
— Сегодня двадцать третье февраля — день Красной Армии. По радио приказ товарища Сталина слышали?
— Слышала… и что же? — все еще не понимая, чего от нее хотят, спросила Банникова.
— Как «что же»? Люди думают, как лучше этот день отметить, какие обещания дать товарищу Сталину. Какие у вас обещания? Мне, как бригадиру, интересно это знать.
— Мои обещания? — растерянно повторила Банникова. — Сейчас подумаю…
Подошла третья работница, бойкая и разбитная молодая женщина, Лиза Тюменева. Денисова и Тюменева начали оживленно обсуждать, какие обещания они дадут на митинге, сколько процентов выполнения плана и какие сроки они себе назначат. Банниковой вдруг показалось, что к чему-то она не подготовилась, о чем-то во-время не спросила, хотя уже несколько недель работала она в механическом цехе подсобницей. Ее вдруг охватила странная тревога, но что-то помешало ей включиться в оживленный разговор женщин, и она осталась на месте.
Отвозя и привозя тележку то к станку Евдокии Денисовой, то к станку Лизы Тюменевой, Ираида Матвеевна привыкла считать, что ее «дело маленькое». И сегодня, приглушая смутное недовольство собой, Банникова подумала, что все заботы Евдокии и Лизы не касаются ее скромной специальности. Она двигалась механически, слыша только погрохатывание тележки и следя, чтобы мелкие детали не скатывались на пол. «Может быть, все-таки спросить, о чем у них речь идет? — опять тревожно подумала Ираида Матвеевна, но слабовольная мысль и на этот раз удержала ее. — Да нет уж, прозевала, прозевала, теперь дела не поправишь!»
— Эй, Ираида Матвеевна, — окликнула Лиза. — Что приумолкли вы? Какие у вас предложения? Или вы с нашими согласны?
— Я… согласна, — растерянно повторила Банникова.
В эвакуацию Лизу занесло в Астрахань, откуда она в дни Сталинградской битвы ушла на фронт. Была дружинницей, подносчицей снарядов, «окружала немцев», как любила она рассказывать, в армии вступила в партию; была ранена, недолго лежала в астраханском госпитале. Там она встретилась с одним из бойцов своей части и, выздоровев, вышла за него замуж, потом проводила его на фронт, а через месяц получила «похоронную». Вернувшись в Кленовск, Лиза вскоре похоронила свою мать и осталась на свете одна-одинешенька. Но никто не видел никогда ни слезинки на ее широком лице с забавно вздернутым носиком.
Лиза обычно знала все заводские новости и считала своей обязанностью доводить их до общего сведения.
— Сегодня наши молодые ребята на митинге с какой-то заявкой выступить хотят, — рассказывала она своим резковатым, горловым голосом. — Вся их компания — Чувилев, Семенов, Сунцов, Возчий Сергей — уже не первый день с главным инженером все совещается о чем-то, значит что-то серьезное задумали… Ираида Матвеевна! Тележку!
Банникова одним рывком подкатила тележку к станку Лизы. Та сказала требовательно:
— Мимо прокатили, неудобно тележку поставили…
— Да ведь около же вас тележка стоит! — не выдержала Банникова.
— Около, да не совсем с руки. Так, как ее сейчас поставили, мне дальше руку тянуть.
— Господи! Какие-то полсекунды, а сколько разговоров… — ворчливо вздохнула Банникова.
— Из секунд часы и дни составляются — об этом особенно сейчас вы должны твердо помнить. Больше так тележку не ставьте. Вот здесь она должна стоять, вот здесь! — и Лиза прочертила носком по полу.
Банникова с раздражением посмотрела на эту ногу в грубом ботинке на деревянной подошве.
«Придира! Не научилась еще обращаться с культурными людьми, а распоряжается…»
— Вот смотри, Дуся: опять главный инженер на чувилевский участок пришел! — весело сказала Лиза.
— Ну уж, востроглаза же ты! — заметила Денисова. — Когда и успеваешь?
— А что? — засмеялась Лиза. — Деталь снимаю, кладу… и тут же взгляну, что на белом свете делается!
В первые недели восстановления завода Сотникова, с легкой руки Артема, прозвали «скорой помощью»: с живейшей готовностью бросался он туда, где не хватало людей, работал истово, быстро и все умел. Оказав помощь, и всегда немаловажную, Петр Тимофеевич так же быстро исчезал, как и появлялся. Держался он всегда спокойно, незаметно, на собраниях почти не выступал, разве иногда вставит в общий разговор скромное, но дельное словцо.
Чувилевцы с первых же дней знакомства подружились с Сотниковым и часто встречались с ним. После совещания политкружков, читая вместе одну из последних сводок Совинформбюро, Сотников показал чувилевцам по своей карманной карте, где именно Красная Армия ведет победные бои, а потом задумчиво сказал: