Родная земля (сборник)
Шрифт:
— Немедленно в укрытие! Будет жарко!
Рокот мотора слышался уже над самой головой, он смешался с грохотом взрывов, доносившихся с восточного берега. Тин выпрыгнул из траншеи.
— Опять бомбят тот же самый район, — сообщил он.
Сказал он это совершенно невозмутимым тоном. Бодцы, проходившие по ходам сообщения, осведомлялись: «Где бомбят?» — и голоса их тоже звучали спокойно. Обстрелы и бомбежки с военных кораблей и вражеских самолетов за последние полгода стали обычными в жизни островного гарнизона. Никого здесь не удивляло больше, что бойцы готовят пищу, обедают, таскают из источника воду, несут службу, разучивают песни или читают письма от родных в то самое время, когда рвутся бомбы в тонну весом, падают бомбы замедленного действия,
Для меня первый день на острове был первым днем настоящей войны, и это после одиннадцати лет мира. Но я попал на фронт шестью месяцами позже бойцов, защищающих Кон-Ко. Уже полгода назад они узнали, что такое война, и это дало им право рассказывать новичкам волнующие истории, которые за эти двести дней случились с их друзьями или с ними самими. Первый день на острове мы, разумеется, чувствовали себя новичками, хотя в боевой жизни Кон-Ко было нечто знакомое. Спать в лесу, под дождем, так, как в прошлую ночь, под рокот моторов рыскающих вокруг вражеских кораблей — для многих из нас не впервой. Эта ночь напомнила мне другую — на перевале Тхунг или в Кхау-Вок, на дороге номер шесть у подножия Фа-Дина. Последние выстрелы нашей освободительной войны против французских колонизаторов отгремели десять с лишним лет назад, но на этом острове в это утро их эхо слышалось необыкновенно ясно. В это утро Лыонг Нгаук Чак, товарищ из нашей группы, привычно работал киркой, готовил себе постель поудобнее. Точными движениями он переворачивал камни, складывал их в сторонке, сверху же для пущей роскоши обкладывал свою постель обломками кораллов — дело у него спорилось. Художник Куан Тхо, выкупавшись вместе с нами в «озере», сначала исчез, а потом вернулся, опоясанный целым ворохом лиан; Тхо сожалел, что не обнаружил на острове сочных сладких лиан, которыми ему доводилось лакомиться в древних джунглях возле вьетнамо-лаосской границы. А ТТТи Хань, тщательно присматриваясь к низкорослым гладким деревьям, прикидывал, как сделать из них изящную и удобную кровать. Мы еще не забыли привычек, выработанных во время войны Сопротивления. Да и как их можно забыть, если наша родина уже два десятка лет не знала ни одного дня, который можно было бы без оговорок назвать по-настоящему мирным.
Мы познакомились и подружились с ветеранами Кон-Ко. Товарищ Фо оказался радушным хозяином. Он щедро угощал нас сигаретами марки «Дьен-Бьен-Фу», мы же опасливо тянулись к пачке: до нас доходили слухи о том, что на острове с куревом очень туго. Однако Фо подбадривал нас:
— Чего-чего, а сигарет хватает, курим только «Тханг-Лонг» [7] и «Дьен-Бьен-Фу», по донгу за пачку. Вам-то, наверно, не часто приходится так роскошествовать. Курите, у нас этого добра полным-полно!
7
Тханг-Лонг — старое название Ханоя.
Мы по доверчивости принимали его слова за чистую монету и, не стесняясь, курили — до тех пор, пока не узнали, что Фо с великим трудом собирает по сигарете у всех своих друзей на острове, чтобы доставить удовольствие «литераторам и художникам», протягивая им каждый раз «почти неначатую пачку».
В ту ночь, когда три вражеских военных корабля засыпали остров снарядами и минами, мы спустились в укрытие, Тин и Фо — следом за нами. Фо расположился у самого выхода, на его лице мелькали отсветы трассирующих пуль.
— Ну и стреляют же они: боеприпасы переводят!.. — сказал он. — Вот когда начнем стрелять мы, тогда только держись.
Прислушиваясь к грохотавшим разрывам, Фо давал пояснения:
— Это стошестимиллиметровка — всего-то и делает вмятины с куриное гнездо… Это восемьдесят один миллиметр — так себе, ничего особенного… Сорокамиллиметровый снаряд, пятидесятимиллиметровый… Просто игрушки… А ведь мы первые люди в Северном Вьетнаме, которые слышат грохот американских пушек, бьющих прямой наводкой… Только зря они стараются, переводят снаряды. Ничего, будет еще ночь, когда мы им покажем!
Однако позже Тин оценил все совершенно иначе:
— А ночью обстрел был сильный. Снаряды сыпались густо.
Фо никогда не отдыхал в полдень и без конца «наводил на себя лоск». Он целых полчаса отмывал свои тапочки. Стирал в соленой воде, обязательно взбивал мыльную пену. Затем принимал ванну. Сначала Фо намыливался туалетным мылом. Потом окунался. Опять намыливался. Опять окунался. Чтоб ходить на «озеро» вместе с Фо, надо было иметь крепкие нервы. На Большой земле, разумеется, можно стирать и мыться сколько угодно без всякого риска, иное здесь, в воронке от бомбы, на острове Трав, среди выжженной и превращенной в пустыню земли. Но Фо тем не менее готов был подвергать себя опасности часами, для него это были часы наслаждения. Несмотря на самую жуткую жару, он никогда не разрешал себе разгуливать по острову в трусах и майке. Фо всегда ходил в гимнастерке и форменных брюках, застегнутый, обутый — все как положено. Носки у него сверкали белизной. Впоследствии я признался себе, что у меня лично не хватило бы духу так следить за собой. Удовлетворение разных личных потребностей я откладывал до возвращения на Большую землю: вернусь на Большую землю — постригусь; вернусь на Большую землю — вымоюсь в настоящей пресной воде в полное свое удовольствие. Другое дело — Фо. Остров — его дом, Фо убежден, что в собственном доме надо быть подтянутым и аккуратным. Из разговоров с Фо узнать об истинном положении вещей на острове было невозможно.
— Как у вас с обмундированием? — спрашиваю я его.
— Прекрасно, у меня, например, два новехоньких комплекта в запасе.
— Ас обувью?
— У меня лишняя пара лежит.
— С питанием, кажется, трудновато?
— Ничуть не хуже, чем на Большой земле. Нам везет. Крабов едим вволю, съедобных трав в лесу полно. Как видите, витаминов вполне достаточно.
Фо не хотел, чтобы мы знали обо всех невзгодах, которые выпадали на долю бойцов Кон-Ко, не хотел, чтобы мы делили о ними эти невзгоды.
Однажды в полдень Фо вернулся со строительства укреплений и привел с собой какого-то бойца, тот держал в руке маленький сверточек. Фо представил нам его: товарищ Аи, наблюдатель, самый модный из самодеятельных парикмахеров на острове. Собственно, мы еще не успели особенно обрасти, да к тому же на Кон-Ко немало людей, умеющих обращаться с бритвой и ножницами, можно было воспользоваться услугами любого из них. Но Фо хотел, чтобы его друзей подстригли на Кон-Ко ничуть не хуже, чем на Большой земле. Ап еще моложе Фо, ему восемнадцать лет.
— Я не самый модный. Я, пожалуй, на втором месте. Вот зенитчик Нги — это был классный мастер. Но он погиб в первом же бою.
Фо тихо дабавил:
— Этот Нги сочинял песни, славно у него получалось, и пел хорошо. А какой спортсмен! Все мы горюем о нем.
Ап разложил свое хозяйство: бритву, щипцы, машинку для стрижки; потом усадил меня на каменную глыбу — положение мое было не самым устойчивым, — прикрыл куском парашютного шелка. В армии Ап с семнадцати лет, через несколько месяцев, после того как он надел солдатский шлем со звездой, его отправили на остров драться с врагом.
— Я был меньше всех ростом, когда прибыл на Кон-Ко; встав на носки, с трудом дотягивался до плеча товарищей, — рассказал Ап. — А теперь вытянулся — рост у меня метр шестьдесят. Не иначе как здешний климат помог, очень он здоровый.
Через несколько дней Апа перевели в «кормильцы» гарнизонного штаба. Обеспечивать питанием бойцов и командиров — всегда дело хлопотное, оно обычно поручается самым расторопным и старательным солдатам. Но доставать провизию и готовить на острове, особенно на острове Трав, — необыкновенно тяжелая задача. По утрам, когда еще едва различимы лица людей, я не раз,