Родная земля (сборник)
Шрифт:
отправляясь в подразделения, замечал Апа, пробирающегося по ходам сообщения с двумя бадьями, полными воды. По этим узким траншеям ходить трудно, с непривычки можно крепко удариться о камень или повредить ногу. В ходах сообщения темно — над ними нависает густая листва, громоздятся камни и скалы; внутри очень тесно, приходится целые километры почти на ощупь тащить тяжелые бадьи с расплескивающейся водой. А ведь для того чтобы сварить рис три раза в день да обеспечить людей питьевой водой, требуются десятки ведер. Ап совершал свои нелегкие рейсы туда и обратно, а над его головой пролетали самолеты противника — то в сторону моря, то в сторону Большой земли; время от времени они вдруг пикировали вниз и минут десять гонялись за какой-нибудь крошечной лодчонкой рыбака. Набирая воду, надо было следить, как бы не угодить под бомбу; сгибаясь под тяжестью полных
Во время моего пребывания на острове вражеские корабли почти каждую ночь кружили возле Кон-Ко, то, приближаясь к острову, начинали обстрел, длившийся полчаса или пятнадцать минут, то отплывали подальше и продолжали кружиться возле острова. Однажды вечером после очередного обстрела мы сидели и болтали на краю траншеи и вдруг заметили какую-то тень, маячившую при свете убывающего месяца. Тень приблизилась к нам.
— А сегодня они что-то рано отправились на покой.
Это был Ап, в руке он держал корзину, из которой доносились шорохи: по стенке из бамбуковой дранки били своими клешнями крабы. Каждый вечер, как только отплывали вражеские корабли, Ап с корзиной в руках нырял в чащу и, прислушиваясь к шелесту лапок, семенящих по сухой листве, по одному вылавливал крабов до тех пор, пока корзина не становилась тяжелой. А на следующий день мы лакомились чудесным супом из крабов, сверкающим золотистыми переливами, крабами с жареными побегами дикого банана, крабами с перцем и солью. Все это очень вкусно, но порой деликатесы просто застревают в горле, и думаешь, что лучше бы поесть сухого риса с солью. Ведь они слишком Дорого достаются: не только изнурительным трудом, но и смертельным риском.
Как-то раз я пошел за обедом на кухню. Ап выглядел очень обеспокоенным.
— Опять все те же крабы, — невесело улыбнулся он. — Знаю, они вам порядком надоели, но придумать больше ничего не могу. Вы уж меня извините…
В первые дни мы наведывались во все подразделения, дислоцированные в разных концах острова. По дороге мне часто попадались навстречу два бойца, которые были неразлучны, всегда ходили только вдвоем. Один — довольно высокий, светлокожий, второй — на голову ниже ростом и смуглый. У обоих на боку висело по огромной брезентовой сумке. Однажды они вдвоем тащили какую-то железную болванку. Каждый день мы то и дело сталкивались друг с другом носом к носу, и каждый раз высокий вежливо приветствовал меня, а низенький улыбался, как старому знакомому. В каком они подразделении служат и как их зовут — я не знал. Мое неведение продолжалось вплоть до того утра, когда к нам прибежал командир местных саперов и сообщил радостную новость: бойцы его подразделения впервые на острове сумели обезвредить, не взрывая, бомбу замедленного действия. Командир саперов назвал тех, кто совершил этот подвиг. Их имена были Кханг и Дак. На вопрос, где я смогу их найти, командир ответил:
— Этим ребятам на месте никогда не сидится. Я сейчас пошлю кого-нибудь, чтобы их разыскали.
Мы уже отобедали, когда наконец явились долгожданные саперы в сопровождении своего командира. Оказалось, что это те самые неразлучные друзья — высокий и низенький, которых я все время встречал на дорогах Кон-Ко. Высокого звали Кханг, а низенького Дак. Кханг сделал подробный доклад о произведенной ими операции, которая одновременно была и исследовательским экспериментом. Оба они попали на остров как раз в то время, когда боевая обстановка сделалась особенно напряженной. Они прошли обучение в специальной школе, но оно продолжалось только три месяца. Профессиональных познаний у друзей было совсем немного, а задача, решение которой они добровольно взяли на себя, оказалась чрезвычайно сложной.
Для начала они обдумали способ обезвреживания обыкновенных невзорвавшихся бомб — вывинчивали взрыватели. Это им удавалось. Затем подступились к неразорвавшимся ракетам — вывинчивали взрыватели, извлекали взрывчатку. Так они одержали вторую победу. На очереди оказались бомбы замедленного действия. Прежде всего было очень трудно засекать, куда противник сбрасывает бомбы. Обычно это делалось под прикрытием дымовой завесы. Коварные бомбы могли попасть в старую воронку, или укрыть свое ядовито-зеленое тело в диких зарослях, или застрять в расселине между скалами. Они могли взорваться и через пятнадцать минут, и через несколько часов, а иногда и по истечении целой недели. Обезвреживать эти чудовища — дело необыкновенно рискованное. От саперов острова Кон-Ко требовалось, чтоб они находили бомбы, эвакуировали людей и технику за пределы опасной зоны, ожидая, что бомбы взорвутся сами по себе, но, когда это произойдет, было тайной, которую стальные страшилища хранили с завидным упорством. Командир саперов, разумеется, не приказывал Кхангу и Даку обезвреживать бомбы замедленного действия. Они взялись за это сами и приступили к делу, никого не поставив в известность.
Бомба замедленного действия, с которой они начали свой опыт, упала в расположение их подразделения между зонами «Ханой» и «Ха-Нам» в старую глубокую воронку, восьмиперый хвост бомбы торчал наружу. Поскольку эксперимент проводился в неофициальном порядке, Кханг и Дак работали по ночам, при свете луны. Ждали, пока луна взойдет, и, пользуясь увеличительным стеклом, собирали тусклые лучи в пучок. Сначала они осторожно подкопали бомбу с помощью лопаты и лома, уложили на земле плашмя, потом извлекли из хвостовой части взрывчатку, тем самым немного уменьшив опасность. Обезвредили взрыватель. Теперь оставалось извлечь взрывчатку из головной части и снять боеголовку. Прошел час-другой, бойцы обливались потом, но ловкие и терпеливые руки Кханга все еще никак не могли покончить с этим нелегким делом. Любое неосторожное движение привело бы к взрыву. Однако в конце концов тайна хитрого устройства, предназначенного для уничтожения людей, была разгадана. Это случилось уже на рассвете. Мне припомнилось, как однажды ранним утром я встретил двух друзей в ходах сообщения на одном из поворотов в зоне «Ханой». Лица их были покрыты потом, на них налип краснозем, мундиры находились в плачевном состоянии. Один нес на плече длинный лом, второй — лопату. Они молча шли друг за другом. Мы поздоровались, как всегда, и разошлись в разные стороны. Не в это ли самое утро весть об их подвиге разнеслась по острову Трав?..
Буй Дык Аи
ДОРОГА ВЕДЕТ В ГОРЫ
На вершине одного из холмов, которые в этом месте вплотную подступают к горам, расположилось белоснежное здание санатория. Если отсюда смотреть вниз, видно, как у подножия холма зеленоватые волны лениво набегают на песчаный берег. На другом берегу бухты, за лесом мачт рыбачьих сампанов, тесно сбившихся у пристани, виднеется малиновая черепица рыбного завода.
Весь этот год в санатории лечился старый коммунист из Южного Вьетнама. Лет ему было около шестидесяти. Часто видели, как по утрам или после ужина он медленно прохаживался по коридору, проницательным и спокойным взглядом ощупывая каждый предмет. Звали этого седобородого человека Ты Нян. Долгие годы подпольной деятельности подорвали его здоровье, и недавно он был вынужден оставить работу. Организм его был истощен, давали о себе знать старые раны — следы чудовищных пыток. Легкие и печень, отбитые в застенках, нестерпимо болели.
Врач санатория, молоденькая девушка, относившаяся к старику, как к родному отцу, с тревогой и болью думала, что Ты Нян может не дожить до конца осени. Понимал это и сам Ты Нян. Но за свою жизнь он прошел через столько испытаний, что и теперь старался не падать духом.
Несмотря на тяжелую болезнь, Ты Нян не мог лежать в постели — этому противилось все его существо. И ему удалось добиться разрешения работать в агитгруппе.
Все в санатории относились к Ты Няну с большим уважением. Он был очень дисциплинирован и показывал пример другим отдыхающим.
Но однажды в сырое, туманное утро, когда никому из больных не разрешили выходить на улицу, врач, заглянув во время утреннего обхода в палату Ты Няна, не нашел его там. Перепуганная медсестра бросилась искать старика. После долгих поисков она увидела на дороге, ведущей к морю, одинокую фигуру. Это был Ты Нян.
Женщина окликнула его, но старик не ответил. Он сосредоточенно о чем-то думал… Медсестра тихо сказала:
— Сыро очень… роса. Куда же вы идете — ведь у вас такие слабые легкие…
В другой раз, беседуя как-то вечером с врачом, Ты Нян посмотрел в сторону завода и сказал, горько усмехнувшись:
— Вот уже год прошел, как я торчу у вас, словно выбившаяся из сил птица, которой только и остается с тоской следить за полетом своей стаи — расправить крылья и полететь она уже не может. Так-то, доченька Нган…
Девушка ничего не ответила, но глаза ее, казалось, говорили: «Вы уже много летали, а теперь настало время отдохнуть. Пусть вместо вас полетают подросшие птенцы из вашей стаи!»