Родник
Шрифт:
Петя покружился у доски, неуклюже размахивая руками:
— Раз, два, три… Видали! Называется: «Солдатский вальс».
Ребята подняли его на смех.
— Тоже танцор нашёлся! — сказал Костя Кисляков. — Будет она с вами танцевать!
— Сочиняет, да, Владька? — спросил Игорёк у подошедшего в эту минуту Владика.
— Да нет, правда! — сказал Владик.
Петя увидел товарища и подошёл к нему:
— Владька, как тебе не стыдно, где же ты вчера пропал? Я сидел
Владик врать не умел, но говорить правду ему тоже не хотелось.
— Так, — сказал он, — задержался по одному важному делу.
— Подумаешь какой — по важному делу! А какое дело?
Но тут разговор пришлось прекратить, потому что в класс вошла Тамара Степановна и стала рассказывать про мифы древней Греции.
Потом была арифметика. Игнатий Игнатьевич, стуча мелом, выводил на доске цифры. При этом он то и дело вытирал руки тряпкой и говорил: «Итак». Это было его любимое словечко.
Потом был урок рисования. Абросим Кузьмич вынул из одного кармана, точно фокусник, яблоко, из другого — грушу, из третьего — блюдечко и, улыбаясь, сказал:
— Кто лучше всех нарисует, тому эти плоды пойдут в виде премии.
Потом был русский язык. Ксения Григорьевна рассказывала про лётчика Мересьева, который восемнадцать дней, тяжело раненный, брёл по зимнему лесу.
Следующей была география. Кира Петровна вошла в класс сразу после звонка. Сейчас она была не в белом свитере и белой юбке, а в своём обычном темносинем костюме.
В одной руке она несла журнал и картину «Ключевская сопка», а в другой — «вулкан». Вернее — половинку «вулкана». Её сделали из папье-маше семиклассники для младших классов.
Кира Петровна поздоровалась с ребятами, поставила «вулкан» на столик и принялась прикреплять кнопками «Ключевскую сопку» к доске.
Вдруг Петя привстал и громко, на весь класс, спросил:
— Кира Петровна, а вы вчера ещё долго были на катке?
Кира Петровна, не оборачиваясь, сказала:
— Нет, Ерошин, недолго.
— А мы ещё долго катались, Кира Петровна! А лёд вчера был очень хороший — правда, Кира Петровна?
Кира Петровна вдавила в доску последнюю, четвёртую кнопку и сказала:
— Да, лёд был замечательный.
Она посмотрела, ровно ли висит картина, подошла к столу и взяла «вулкан»:
— Ну-с, мальчики, будем заниматься. Сегодня мы с вами заглянем в недра Земли.
Петя смотрел на Киру Петровну и сам на себя удивлялся. Почему ему всегда казалось, что Кира Петровна строгая? Ведь она на самом деле очень добрая.
Он никак не мог забыть, как они вчера танцевали, как поблёскивали на белой шапочке голубые искорки.
— В центре Земли, —
Петя слушал, слушал, потом соскучился. Шёл шестой урок. Все порядком устали. Устала, видно, и сама учительница.
Петя нашарил в кармане тоненькую аптечную резинку, обмотал её вокруг пальцев, оторвал клочок промокашки и стрельнул в Лёню Горшкова. У Лёни голова большая — легко попасть.
Лёня обернулся и погрозил Пете кулаком.
Кира Петровна тоже обернулась:
— Горшков, сиди спокойно!
— Кира Петровна, они стреляют!
— Кто?
Лёня молчал. Кира Петровна сказала:
— Пусть встанет тот, кто стрелял.
Петя теперь знал, что Кира Петровна не строгая и бояться ему нечего. Поэтому он поднялся и сказал:
— Кира Петровна, это я… это у меня нечаянно, само стрельнулось.
Мальчики засмеялись. Кира Петровна подошла к Петиной парте:
— Дай-ка мне, Ерошин, свой табель.
— Зачем, Кира Петровна? — растерялся Петя.
— Дай мне табель, я сказала!
Пете не верилось, что перед ним та самая Кира Петровна, которая вчера учила их танцевать вальс на льду. Он тяжело вздохнул, порылся в портфеле и подал Кире Петровне табель. И Кира Петровна тут же, на Петиной парте, Петиной ручкой и Петиными чернилами вписала в табель большую, сердитую тройку за поведение.
Внизу написала: «Дисциплина снижена за стрельбу бумажками в классе». Потом подписалась, промокнула Петиной промокашкой и вернула табель Пете.
— Кира Петровна, как же так… простите… — залепетал Петя.
Ребятам стало жалко Петю.
— Кира Петровна, — поднял свою председательскую руку Толя Яхонтов, — можно сказать? Кира Петровна, у него мама, знаете, знаменитая работница… её портрет в парке был… «Лучшие люди нашего района»… И он ей обещал, что тоже будет лучшим.
— Хорош лучший! — сказала Кира Петровна.
Но тут другие пионеры — и Владик, и Лёня, из-за которого весь сыр-бор загорелся, и Игорёк, и Костя — все стали просить:
— Кира Петровна, простите его… Он маме обещал…
Кира Петровна молча смотрела на ребят.
Вчера, после катка, она всю дорогу думала о своём пятом «Б». Действительно ли это единый, дружный класс или просто комната, где каждый день собираются тридцать три отдельных мальчика, каждый сам по себе?
И теперь, глядя на пионеров, она думала: нет, это не просто комната, где каждый сам по себе, это именно единый, дружный класс.
— Вот что, мальчики, — сказала она. — Вы говорите: простить Петю. Хорошо! Но ведь урок он нам сорвал!