Родовое проклятие
Шрифт:
Хоть на один вечер забыть обо всем, сказала она себе. О Конноре, о Кэвоне, о маме и остальной родне. Один спокойный вечер, взмолилась она, уповая на высшие силы, расслабленный, в пижаме – и с толстым слоем чудодейственного крема на физиономии. Добавить сюда пинту пива, чипсы – или что у нее найдется на кухонных полках – и телевизор.
И больше ничего не надо.
Решив начать с пива – у нее была привычка брать холодную банку с собой в душ, – Мира направилась было в кухню, но тут в дверь постучали.
– Уходи! – проворчала она. – Кто б ты ни был – пошел немедленно вон! И никогда не возвращайся.
Тот, кто там был, постучал опять, и она бы снова его проигнорировала, если бы не услышала:
– Мира, открывай! Я знаю, ты здесь.
Коннор. Она вздохнула, но все же поплелась к двери.
Открыла.
– Слушай, я собралась немного отдохнуть, так что лучше проваливай.
– Что это было – пожар у твоей мамы?
– Да ничего. Отвали, а?
Он прищурился.
– Выглядишь ты ужасно!
– Ну, спасибо. Именно подобных комплиментов мне и не хватало – после такого-то дня!
Она хотела захлопнуть перед ним дверь, но Коннор успел вставить плечо. Они принялись пихать дверь каждый со своей стороны, и выглядело это очень глупо. Только Мира забыла, что этот парень сильнее, чем кажется.
– Хорошо, хорошо, входи. Все равно день, считай, пропал.
– У тебя болит голова, ты устала и поэтому злишься.
Не дав ей уклониться, он прижал ладони к ее вискам, пробежал пальцами по всей голове и вниз, к основанию черепа.
И пульсирующая боль отступила.
– Я уже приняла таблетку.
– Этот способ быстрее. – Он несильно помассировал ей плечи, убрав скованность мышц. – Сядь и сними сапоги, я принесу тебе пивка.
– Я тебя не приглашала ни на пиво, ни на посиделки. – После того как он избавил ее от головной боли и проявил к ней столько внимания, Мира сама устыдилась своей злости. А устыдившись, разозлилась еще пуще.
Коннор склонил голову набок, его лицо выражало долготерпение и сострадание. За это ей захотелось его треснуть. И посильнее.
И еще – положить голову ему на плечо и так замереть. Просто дышать.
– Еще, поди, и не ела?
– Да я только что приехала.
– Сядь, – отрывисто скомандовал он.
Коннор прошел на кухню, вернее, в то место, которое так называлось. Двухконфорочная плита, невысокий холодильник, крошечная мойка и небольшая рабочая поверхность были компактно втиснуты в угол ее комнаты и вполне удовлетворяли ее потребностям.
Мира тихонько выругалась, но села и стянула с ног сапоги, с прищуром наблюдая, как Коннор роется по шкафам.
– Что ты там хочешь найти?
– Кажется, быстрее всего будет запечь пиццу из морозилки. Я и сам не откажусь, потому что тоже еще не ел.
Коннор снял упаковку и сунул пиццу в духовку. Достал из холодильника пару бутылок «Харпа», откупорил и вернулся к Мире.
Протянул ей пиво, а сам сел рядом и по-хозяйски задрал ноги на журнальный стол.
– Начнем с конца. У твоей матери был пожар. На кухне, говоришь?
– Да и это громко сказано. Сожгла баранью ногу, а по ее реакции можно было подумать, что она учинила такой пожар, от которого вся деревня выгорела.
– Положим, кулинарными способностями твоя мама никогда не блистала…
Мира фыркнула и глотнула пивка.
– Готовит она ужасно. Ума не приложу, что ей вздумалось устраивать этот званый ужин с Доналом и его девушкой. Наверное, потому, что так положено, – тут же предположила она. – В ее представлении так принято, а она не может не «соответствовать». У нее же сплошь Беллик, Ройял Тара и Уотерфорд, ни больше ни меньше, а на окнах тончайшие ирландские кружева. Не поверишь, для работы в саду или пробежаться по магазинам она наряжается так, будто идет на ланч в пятизвездочный отель. Прическа всегда волосок к волоску, и не дай бог, если помада чуть не того оттенка. А начнет варить картошку – непременно все вкривь и вкось.
Мира умолкла и опять поднесла ко рту пиво. Коннор молча потрепал ее по коленке.
– Живет в арендованном домушке размером не больше того сарайчика, где они по молодости ютились с отцом, и запирается на сто замков, потому что ей всюду мерещатся воры и злодеи, которые, в ее воображении, целыми бандами лежат в засаде. Ей даже в голову не приходит, когда дом полон дыма, открыть окна.
– И тогда она позвонила тебе.
– Естественно, кому же еще! Доналу она звонить не решается – он же на работе! А я просто так, развлекаюсь с лошадками. В свое удовольствие.
Мира вздохнула.
– Я знаю, умом она вроде и понимает, что это не так, но в глубине души… Сама она в жизни не работала. Выскочила замуж совсем девчонкой, он ее вытащил из грязи, со временем поселил в шикарном доме с прислугой, одаривал драгоценностями. Единственной ее обязанностью было служить ему изящным украшением и растить детей – ну, и принимать гостей, конечно, это как часть «украшения». Но для кухни у нее имелась миссис Хэнниган, а для всего другого – горничные.
На Миру вновь навалилась усталость, и она посмотрела на свое пиво.
– А потом ее мир в одночасье рухнул. Неудивительно, что она такая беспомощная и ранимая в самых простых вещах.
– Твой мир тоже рухнул.
– Это другое. Я была еще маленькая, мне было легко перестроиться, да и стыда в отличие от нее я не испытывала. У меня были вы с Брэнной, Бойл и Фин. А она отца любила. Мужчину по имени Джозеф Куинн.
– А ты, Мира, разве не любила отца?
– Любовь иногда умирает. – Она глотнула. – А ее любовь не умерла. Она хранит его фотографию у себя в комнате в серебряной рамке. Всякий раз, как вижу это фото, мне хочется кричать. Он к ней никогда не вернется, а если бы и вернулся, ей не следует его пускать. Но она бы пустила.