Родовое проклятие
Шрифт:
– Не спеши. – Его тон, бодрый и веселый, заставил ее нахмуриться. – Какое-то время ты еще будешь как в тумане, у тебя будет слабость, будет пошатывать. Но это пройдет, я тебе обещаю. И вот еще: это тебе питье. Брэнна оставила, чтобы ты выпила, до капли. Как только проснешься.
– А что это?
– То, что тебе поможет.
Коннор усадил ее в подушках и снял крышку с узкого флакона, наполненного красной жидкостью.
– До дна?
– До дна. – Он вложил флакон ей в руку, сверху накрыл своей и поднес к ее рту. – Не торопясь. До последней
Мира приготовилась к горькому лекарству, а оказалось, что питье прохладное и вкусное.
– Похоже на жидкие яблоки с чем-то цветочным.
– Отчасти угадала. Все до капли, моя милая. Тебе нужно выпить все!
Да, теперь щеки точно порозовели, подумал Коннор. И глаза хоть еще и не вполне проснулись, но ясные. Не те незрячие и выпученные, какими были, когда она находилась под воздействием черной магии Кэвона, когда лежала бездыханная на мокрой траве.
Перед его мысленным взором вновь возникло это зрелище, отчего дрогнули руки. Коннор отогнал жуткий образ и посмотрел на больную.
– А потом ты поешь. – Потребовалась вся его воля, чтобы голос прозвучал ровно и даже с оттенком бодрости. – Брэнна сварила бульон, вот мы и посмотрим, как он тебе поможет. И еще чай.
– Мне кажется, я умираю с голоду, но точно сказать не могу. У меня такое чувство, что я здесь только наполовину. Но мне лучше. Вкусное питье!
Мира вернула флакон, и Коннор отставил его в сторону с такой осторожностью, словно это была бомба.
– Теперь поесть. – Ему удалось улыбнуться, и он поцеловал ее в лоб. И замер.
Мира почувствовала, что он весь дрожит, и протянула ему руку. Он схватил ее с таким жаром, что она чуть не ойкнула.
– Что, совсем худо было?
– Неважно. Важно, что теперь все в порядке. Все в полном порядке. О боже!
Он притянул ее к себе и обнял крепко-крепко. Если бы он мог, он растворил бы ее в себе.
– Теперь все в порядке, теперь все хорошо, – повторял и повторял он, успокаивая не только ее, но и себя.
– Не знаю, как он проник сквозь заслоны. Наверное, недостаточно мощные были. И это я виноват. – В его голосе звучало отчаяние. – Он забрал твое ожерелье – вот уж чего я не ожидал! Унес. И лишил тебя дыхания. Я должен был сделать больше! Я все наверстаю.
– Кэвон. – Она никак не могла вспомнить. – Я… я ворошила компостную кучу. Навоз. А потом…. Потом вдруг перестала. Все как в тумане.
– Не волнуйся. – Коннор пригладил ей волосы, пальцами провел по щеке. – Когда ты окрепнешь, все вспомнится. Я сделаю тебе еще ожерелье, более сильное. И сестры помогут мне для пущей надежности.
– Ожерелье? – Мира поднесла руку к шее, где оно должно было быть. Вспомнила. – Да оно у меня в куртке. Я сняла его!
Она напряглась, вспоминая. Коннор медленно выпустил ее из объятий.
– Ты его сняла?! Сама?
– Я была такая злая! Сняла и пихнула в карман. Наорала на бедного Мика – и на всех остальных, так что Бойл… Да, Бойл отправил меня работать на компостную кучу. Я надела брезентовую куртку, а свою оставила на конюшне.
– Так ты была без всякой защиты? Силы небесные… И обереги, которые носила в кармане, – ты тоже их не взяла? Я же… О… ну как ты могла?
– Я так была зла… я попросту не подумала… Я… потому что… Коннор!
Он резко поднялся, и в лице его читалось одно – холодная ярость.
– Ты все сняла и оставила на конюшне, потому что их тебе сделал я.
– Нет! Да. – Боже, что она натворила! – Я плохо соображала, понимаешь? Я была так нестерпимо зла…
– Из-за того, что я тебя люблю, ты так разозлилась, что вышла на улицу без защиты! Я правильно тебя понимаю?
– Я не так думала. Точнее, я вообще не думала. Я была идиоткой! Коннор…
– Хорошо. Что сделано, то сделано, но теперь ты, слава богу, в безопасности и пойдешь на поправку. – Он помолчал пару секунд. И добавил надменно: – Я пришлю к тебе Брэнну с бульоном.
– Коннор, не уходи! – закричала она, но голос ее был жалким и немощным. – Пожалуйста, позволь мне…
– Тебе нужен покой, – холодно прервал он ее. – Я сейчас не могу сидеть тихо, следовательно, мне лучше уйти.
Он вышел и затворил за собой дверь.
Мира попробовала встать, однако ноги совсем не держали ее. Неужели это она – всегда гордившаяся своей силой и крепким здоровьем? Жалкая попытка встать заставила ее облиться потом.
Прерывисто дыша, она откинулась на подушки. Что же она наделала… Все, что она совершила – невероятная глупость, теперь это ей отчетливо ясно! Она готова была реветь и рвать на себе волосы от досады на собственное безрассудство.
Вошла Брэнна с подносом.
– Куда он ушел? – набросилась она на нее.
– Коннор? Вышел воздухом подышать. Он с тобой несколько часов просидел.
Брэнна установила поднос на кровать – маленький столик на ножках. Мира взглянула на него с отвращением.
– Поешь, и сил у тебя прибавится. Но не сразу, а постепенно.
– Такое чувство, словно я болела всю жизнь. – Мира подняла глаза и, несмотря на свои растрепанные чувства, сумела разглядеть усталость и тревогу в глазах Брэнны. – Я не умею болеть, ты же знаешь. В жизни дольше нескольких часов кряду не проболела. Ты об этом заботилась. И так было всегда. Прости, Брэнна. Мне безумно жаль, что так вышло.
– Не дури. – С мукой в глазах, кое-как причесанная, Брэнна села на край кровати. – Ну давай выпей бульону. Это следующий шаг.
– К чему?
– К тому, чтобы окончательно прийти в себя.
Мира принялась за еду, поскольку это соответствовало ее желаниям: сейчас, когда она с трудом поднимала ложку, у нее не было сил выяснять отношения с Коннором. Вкус у бульона оказался божественный.
– Я чувствовала, что голодна, но остальные органы чувств как будто отмерли. Хорошо быть голодной, когда тебя кормят так вкусно. Не могу толком ничего вспомнить. То есть помнить-то помню, во всяком случае, до того момента, как я собралась возвращаться на конюшню, но дальше – сплошной туман.