Рокот
Шрифт:
– Было больно? – спросила она у Стаса, поймала его взгляд.
От её вопроса он поморщился, опять сглотнул.
– Ты о чём?
Он прекрасно понял, о чём она говорила.
– Когда ты превращался… в это, тебе было больно?
– По десятибальной шкале? – уточнил он. В его воспалённых глазах отразилась пережитая мука. – На восьмёрку.
Марьяна не ответила, но ощутила вину, ведь именно она превратила его в чудовище. Он стал Оборотнем прямо на её глазах, она словно хотела его таким увидеть. И увидела. Он говорил эти мерзкие
– Дашь мне прослушать ту магнитофонную запись? – Марьяна резко сменила тему разговора.
– Конечно, – с готовностью кивнул Стас. – Завтра с утра загляну в деканат, а потом послушаем вместе.
– В деканат? Ты учишься?
Платов помрачнел, глянул на неё, наморщив лоб.
– А ты думала, чем я занимаюсь? Людей на улице граблю?
Марьяна покачала головой.
– Я о тебе не думала, Стас.
Это была ложь. Она думала о нём.
Не так, как думает влюблённая дурочка, нет. Её мысли возвращались к Стасу Платову всякий раз, когда она готовилась к близости с кем-нибудь. И вспоминала она одноклассника лишь со страхом и ненавистью.
Парней в её жизни за последние пять лет было не так уж и много, трое. С одним она познакомилась в вузе, в библиотеке, когда готовила доклад по истории отечественной журналистики. Он учился с Марьяной на одном факультете, только на курс старше. Они понравились друг другу с первого взгляда, но отношения их вышли на редкость нервными, быстрыми и болезненными. Через неделю они расстались.
Со вторым всё оказалось дольше и сложнее, но закончилось так же: она ушла, сказав, что полюбила другого. Третий повторил участь второго.
На самом деле настоящей причиной её ухода всегда становилось неприятие физической близости. Как только дело доходило до постели, Марьяна сбегала. Она не переносила интимных касаний, не желала любовных игр, плотских удовольствий и оргазма. Она даже поцелуи еле терпела.
И в этой беспощадной неполноценности, в этой фригидности, она винила ненавистного Стаса Платова. Что с ней случилось тогда, в его комнате? Почему, напугавшись, она перестала быть нормальной девушкой, как другие? Почему Оборотень стал видеться ей чаще?
– Стас, надо найти того, кто нужен Полине, – сказала Марьяна. – Нужно сделать всё, что в наших силах, Стас. Ты слышишь?
Платов провёл пятернёй по коротким светлым волосам, опустил взгляд на надпись «Ищи виновного» и кивнул. Полина со всей серьёзностью дала им понять: если они не начнут искать виновника её смерти, им не поздоровится. И неважно, какие у них отношения.
В коридоре прогремело эхо – что-то упало и разбилось.
А потом грохот заполонил квартиру, будто кто-то принялся колотить о пол чашку за чашкой, блюдце за блюдцем, раскидывал столовые приборы, швыряя их в стены.
– Это на кухне… – Стас вскочил с пола, закрыл дверь и повернул ключ.
Шум стих, раздались негромкие, но отчётливые шаги. Кто-то встал перед дверью комнаты с той стороны и постучал. Размеренно, через равные паузы, три раза.
Тук-тук-тук.
Из-под двери шепнули:
– Раз, два, три-и. Угадай – или умри-и.
Марьяне показалось, что Стас, услышав пугающую фразу, что-то вспомнил.
Он мотнул головой, словно пытался вытряхнуть из неё дурные мысли. Судя по выражению ужаса на его лице, там, за дверью, ждало что-то опасное, что-то непобедимое и отвратительное.
От боли и страха Марьяна не могла оторвать себя от стены. Она так надеялась, что кошмар закончился, но нет – бесконечная ночь ада продолжалась.
***
Стас, казалось, пребывал в растерянности, в когнитивном анабиозе: тёр лоб, уставившись на дверь, и хмурился, словно силился понять, какого чёрта он здесь делает. И прежде, чем Марьяна успела его окликнуть, выдал замогильным голосом:
– Это игра. Это детская игра.
Он оглянулся, и от его взгляда её бросило в холод. Он прижал палец к губам, прося Марьяну о молчании.
– Странная игра, но она нам нравилась, – сказал он, глядя куда-то мимо неё, сквозь неё, куда-то в прошлое. – Мы играли в эту игру в детстве. «Раз, два, три. Угадай – или умри» – так мы произносили.
Марьяна открыла рот, чтобы ответить, но Стас приложил палец к губам.
Она кивнула, оперлась на ладони в попытке подняться. Пальцы стали влажными и скользкими, левая нога онемела, но Стас не догадался помочь Марьяне подняться – ни одна эмоция не отразилась на его лице.
Он продолжал вспоминать:
– Да, мы так и говорили: «Угадай – или умри». Дети часто пускают смерть в свои игры, вот и мы пускали. Никто, конечно, не умирал, если не угадывал. Давалось два «стука» на ошибку. На третий «стук» ты должен был угадать.
Марьяна нахмурилась, давая понять, что не уловила смысла игры.
– Игрок становился с одной стороны двери, все остальные – с другой, – пояснил Стас. – Игрок кричал: «Раз, два, три. Угадай – или умри», и кто-то стучал в дверь. После первого «стука» игрок называл чьё-нибудь имя. Если он ошибался, то стучали второй раз, и игрок снова пытался угадать стучавшего. Если не угадывал, то ждал третьего «стука». Если и после него игрок называл неверное имя, то проигрывал и якобы умирал. Ну, а если угадывал, то умирал тот, кто стучал в дверь.
Марьяна поморщилась.
– Согласен. Совершенно глупая игра. Но, – Стас посмотрел на дверь, – мы были маленькими и глупыми. И мне кажется, сейчас там стоит игрок, он хочет угадать, кто находится в комнате. Если он угадает, то кто-то из нас умрёт в игре, а именно тот, кто постучит в дверь. Умрёт по-настоящему.
Она уловила в голосе Стаса страх, еле различимый в тембре, но энергетически сильный. Он передался и ей.
– У нас есть шанс. Тот, кто за дверью, думает, что я один его слышу. – Стас наконец помог Марьяне подняться на ноги. – Есть идея, – зашептал он ей на ухо. – Если ты будешь молчать, он ни за что не угадает тебя. Сделаем так: я говорю, а ты молча стучишь в дверь. Только не издавай ни звука, будто немая. Согласна?