Роковая любовь немецкой принцессы
Шрифт:
А Павел был в восторге. Конечно, ему было не впервой лишать невинности молоденьких девушек, но все же есть разница, проделал ты это с какой-нибудь горничной или даже Алымушкой – или с принцессой, великой княгиней, твоей собственной женой. К тому же у его женушки все внутри было так миленько устроено, так плотненько и тесненько, что даже «дружок» Павла, вовсе не отличавшийся величиной, чувствовал себя там уютно и мгновенно находил удовлетворение. А то знаете как бывает, чувствуешь себя в женских недрах, словно в какой-то пещере, не знаешь, куда податься… Обычно такое бывает у женщин, которые принимали многих мужчин, но и у невинных тоже, вот хоть Алымушку возьмите – никакого особенного восторга в момент соития Павел не ощутил, разве что от самого сознания, что еще один цветок невинности добавил в свой букет. И теперь он удовлетворенно думал, что вполне может предоставить Алымушку графу Андрею, в которого она по уши влюблена. Если Вилли не будет отказывать мужу, он вполне может перестать таскаться по другим, во всяком случае, пока не будет зачат младенец. Жаль, если это произойдет скоро – беременные женщины становятся невыносимы, к тому же в их печурках нельзя шуровать мужскими кочергами, чтобы, не дай Бог, не было выкидыша. Хорошо бы месяц-другой Вилли не зачинала, чтобы можно было в полной мере насладиться любовью с ней, ее худеньким тельцем, ее грудками… м-м-м!..
Однако в постели что-то стало довольно мокро. Неужели девственная кровь Вилли все еще сочится? У Алымушки это прекратилось довольно быстро. Впрочем, кто такая Алымушка? Просто девка. Ну, девка из хорошей семьи, а это – принцесса… У нее все должно быть по-особому!
Ладно, придется оставить ее в покое и отправиться в свою постель. Там сухие простыни. Наверняка скоро все эти женские штучки пройдут, и на следующую ночь можно будет возобновить всякие приятности.
Павел поцеловал сонную жену и вышел из ее комнаты.
Но Вилли не спала. Она вздохнула с облегчением, скорчила гримасу в сторону закрывшейся двери и перекатилась на сухую половину постели. Конечно, можно позвать камеристку, чтобы поменяла простыни, однако кровь натечет снова. Как же повезло, как невероятно повезло, что первая брачная ночь совпала с ночами ее женского нездоровья! Павла удалось одурачить легче, чем Вильгельмина ожидала. Вообще, пожалуй, его удастся дурачить и дальше. Нужно только сделать так, чтобы он покончил со всеми своими привязанностями, со всеми друзьями… кроме, само собой, графа Разумовского!
И она блаженно уснула с мыслью об Андре.
– Боже, ну и хитра девчонка! – императрица была не в силах сдержать смех.
– Что и говорить! – Прасковья Ивановна Брюс покачала головой. – Нам и не снилось! Наших мужей так одурачить не удалось! Нас-то они девицами взяли!
Екатерина посмотрела на подругу, лукаво прищурившись, и они снова захохотали.
Девицами, значит… ну-ну!
Яков Александрович Брюс отлично знал, какие слухи ходят о его невесте: она-де не в силах мимо мужчины пройти, чтобы не рухнуть перед ним навзничь и ноги не раздвинуть, а если кругом, скажем, лужи и падать некуда, раком встанет и юбки на голову забросит. Яков Александрович слухам решил не верить, потому что приданое за Прасковьей ее брат, знаменитый фельдмаршал Румянцев, давал необыкновенное; а кроме того, она была ближайшей подругой великой княгини Екатерины Алексеевны, и покровительство столь высокой особы, решил Яков Александрович, значит для него гораздо больше, чем такая мелочь, как девственность.
Однако он переоценил свое терпение, когда обнаружил, что жена, быстренько родив дочку, немедленно принялась за прежний образ жизни. Тогда-то Яков Александрович и отбыл в дальние страны.
Про себя матушка-государыня тоже кое-что знала. А именно – то, что отнюдь не с помощью супруга расставалась с девственностью. Петр иногда проводил с ней ночи, но все ограничивалось грубыми ласками, а свои супружеские обязанности – Екатерина не вполне понимала, что это такое, однако знала, что они существуют, – не исполнял. А ведь именно из-за этого неисполнения у молодой пары не было детей, что очень беспокоило императрицу Елизавету!
Когда она начинала расспрашивать молоденькую великую княгиню, та лишь уверяла, что все хорошо…
– Ну, подождем, – вздыхала Елизавета Петровна.
А между тем ждать можно было до морковкина заговенья, потому что Петр страдал небольшим телесным недостатком, мешавшим ему быть супругом в полной мере. Однако недостаток этот можно было бы устранить минутной операцией. У господ лекарей он называется заковыристым словом «фимоз»: крайняя плоть слишком узкая и мешает «мужскому орудию» принять боевую стойку. По странному совпадению таким же недостатком страдал в то время и другой принц – будущий повелитель Франции Людовик XVI. И это доставляло немало неприятностей его жене, Марии-Антуанетте, заставляя ее проводить ночи с бесполезным и унылым супругом, а днем томно поглядывать на молодых и красивых дворян (что, между прочим, во многом определило ее трагическую судьбу!). Чтобы устранить недостаток, потребовалась небольшая операция, что-то вроде обрезания.
Но если у французов нашлись доводы, чтобы убедить своего флегматичного принца встретиться с хирургом, то в России другие нравы…
И поговорить с Петром никто не решался.
В это время около Екатерины, которая была весьма общительна и нравилась мужчинам, появились камергер Сергей Салтыков и его друг Лев Нарышкин. Нарышкин стал веселым и верным другом Екатерине и оставался таким по сю пору. Салтыков же влюбился в нее и признался ей в этом. Екатерина не смогла ему противиться, они сделались любовниками.
То есть Екатерина оказалась в том же самом положении, в какое попала Вильгельмина. Вся разница лишь в том, что Павел свою жену хотел, а Петр – не слишком. Он предпочитал влюбляться в других женщин и с ними заниматься постельными играми, которые никому не приносили удовольствия. И все же он держался за свой дурацкий недостаток так, словно это было бог весть какое достоинство.
Собственно, Сергей Салтыков ничего не имел против того, чтобы обожаемая женщина принадлежала лишь ему одному. Но… но вдруг Екатерина забеременеет?
Если это случится, она будет обесчещена: ведь все знают, что Петр не способен не только сделать женщине ребенка, но даже палку бросить, как в народе говорят.
И тогда Салтыков понял, что он должен спасти возлюбленную. Спасти не только ее честь, но, может быть, и жизнь. А заодно и свою жизнь…
Спасение состояло лишь в одном: с ней должен был провести ночь ее собственный муж.
Пора дать стране наследника – так начали обработку великого князя приятели, красноречивый, вкрадчивый Салтыков и болтливый Нарышкин. Давно пора подумать о судьбе династии! Однако ради такой ерунды, как зачатие наследника, великий князь терпеть острую боль не собирался. Тогда приятели начали рассказывать о том, чего принц был всю жизнь лишен. О том, что он мог получить, но так и не получил от Лопухиной, Воронцовой, герцогини Курляндской и прочих своих фавориток. Друзья так заманчиво живописали плотские наслаждения, что великий князь подобрал капающие слюнки и решил рискнуть.
В тот же вечер Салтыков устроил пирушку, пригласив на нее самых близких друзей великого князя, и, когда все достаточно опьянели и Петру стало море по колено, в комнате появился хирург.
Все произошло мгновенно, принц даже испугаться не успел, его даже не успело замутить от вида крови, так все его поздравляли, такие сулили удовольствия. Забыв о боли, он решил немедленно испытать свои новые способности. Подвыпив, он и прежде-то почти терял разум от пьяного вожделения, а уж теперь просто спятил от нетерпения.