Роковая любовь немецкой принцессы
Шрифт:
– Я приглашаю вас отобедать со мной, – мягко сказала Екатерина. – Прошу к столу.
– Нет! – истерически вскричал Павел. – Я не… не голоден! У меня нет аппетита!
– Какая жалость, – сказала Екатерина. – А ведь нынче у меня к столу испанское вино, которое вам так понравилось в прошлый раз… и от которого вам совсем не хотелось спать.
Она многозначительно посмотрела на Павла. Но в его глазах ничего не отразилось. Ну еще бы! Он слишком туп, чтобы понять намек… Тем более что он даже не подозревает о бездне подлости и предательства,
– Кроме того, я приказала приготовить для вас сосиски, которые вы так любите. Однако они сделаны по новому рецепту, в них добавлены кое-какие особо пикантные пряности.
У цесаревича сделалось растерянное лицо. Подобно тому как дитя малое не может отказаться от сладкого, он не мог отказаться от любимой еды.
– Вы нынче как-то очень добры, ваше величество… матушка.
– Просто мне нужно поговорить с вами очень серьезно. Видите, мы здесь одни. Серьезно… А такие разговоры на пустой желудок не ведутся! Прошу отведать сосиски.
Императрица и цесаревич одновременно взялись за вилки и ножи, отрезали по кусочку, императрица положила ломтик нежнейшего, мелко-мелко изрубленного мяса в рот, а великий князь вдруг низко наклонился к тарелке, уставился на нее, словно не верил своим глазам, – и отпрянул с криком:
– Что это?! Что это?!
– Что такое? – насторожилась Екатерина.
– Это стекло! Стекло! – истерически выкрикнул Павел. – Кусок стекла был в моей сосиске! Вы задумали убить меня! Вот зачем вы меня позвали на этот приватный обед!
Теперь Екатерина уставилась в его тарелку, словно не верила глазам. Она и в самом деле не верила им!
Кусочек стекла! Как он сюда попал, что за нелепость?! У нее и в мыслях не было… Никакого такого приказания она не отдавала, но как внушить это Павлу, который бьется в истерике?
– Успокойтесь, сын мой, – призвала она на помощь два слова, которые употребляла так редко, которые так трудно было заставить себя произнести, ибо это было ложью. – Клянусь, что это несчастная случайность.
– Нет, нет, не верю! – всхлипывал Павел.
– Ну рассудите же логически, – прикрикнула Екатерина, которой это начало надоедать. – Вы сами взяли свою сосиску с общего блюда. Она могла бы достаться мне, и что тогда? Вы бы кричали, что я решила покончить с собой на ваших глазах? К тому же такой очень даже немаленький кусок стекла можно проглотить, только если не жевать мясо, а ведь вы знаете старинную премудрость, ее вам внушала еще императрица Елизавета Петровна: «Кто дольше жует, тот дольше живет!» Вы никак не могли проглотить стекло. И уж если на то пошло, задумай я вас отравить, я бы сделала это не за собственным столом!
В глазах Павла появился оттенок разума.
– Успокойтесь, – продолжала увещевать его Екатерина, – это случайность, это недоразумение: чего только не бывает на кухне, даже и на дворцовой кухне!..
Однако Павел снова взбеленился:
– Моя смерть кому-то выгодна!
– В моем дворце она не выгодна никому, – твердо сказала Екатерина. – Ведь это вы мне наследуете, а не я вам. Скорее мне следовало бы опасаться вас. Успокойтесь! Я накажу повара за недосмотр.
– Накажу? – пренебрежительно повторил Павел. – Каким образом, интересно? Наш великий предок Петр велел бы его четвертовать! Колесовать!
Насчет великого предка Екатерина только хмыкнула и сообщила, что ни колесовать, ни четвертовать поваров не намерена.
– Вы неверно управляете государством! – запальчиво выкрикнул Павел.
Старая песня. Екатерина привычно пожала плечами.
– Уж ты небось направишь, когда до власти дорвешься! – язвительно пробормотала она. – Если, конечно, раньше с ума от опиума не сойдешь.
– Какого еще опиума? – вытаращил глаза Павел.
Екатерина смотрела на него с ненавистью, смешанной с жалостью. Мало ей было того, что она услышала от Алымушки! Сегодня императрица получила секретное письмо от своего родственника, принца Ангальт-Бернбургского. Оказывается, в Европе уже всерьез обсуждают возможность переворота в России! Оказывается, князь Вальдек, канцлер Австрийской империи, говорил принцу: «Если эта не устроит переворота, то никто его не сделает!»
Понятно, кого он подразумевал под словом эта!
Оказывается, английский посланник Джеймс Гаррис в донесениях своему правительству давно уже намекал на то, что борьба между свекровью и невесткой за власть в России неминуема!
Екатерина вприщур смотрела на цесаревича.
Нет, конечно, дело еще не зашло слишком далеко, все еще поправимо. Болтовня дипломатов очень часто предваряет события. О брожении в армии не слышно, а без армии переворота не устроишь. Это даже не подготовка к комплоту – лишь отдаленная прелюдия к нему.
Екатерина, впрочем, не намерена была ждать, когда нарыв вызреет. Говорить о перевороте с Павлом глупо, он не должен заподозрить, что она в курсе дела. Ну а про адюльтер поговорить – самое время!
– Какого опиума, говорите? – переспросила она ехидно. – Того самого, который подливают вам в вино ваша жена и ваш самый близкий друг!
– Вилли? – тупо переспросил Павел. – Андре? Какая чепуха! Это самые близкие мне люди, и я не позволю вам клеветать на них, особенно теперь, когда Вилли беременна!
Екатерина так и села.
– Что вы сказали?!
– Что слышали! – огрызнулся Павел. – Моя обожаемая жена скоро подарит стране наследника, о котором мы все так мечтаем. И я не желаю, не желаю слушать сплетни, которые вы тут плетете с вашей графиней Брюс! Я не позволю говорить о Вильгельмине дурно! О Вильгельмине и об Андре!
Екатерина была так потрясена этим известием, что даже не заметила повторения снова и снова этого ненавистного имени. Вилли, Вильгельмина…
Боже мой! Где были ее глаза! Наташка беременна! И они с Прасковьей ничего не распознали?!