Роковая любовь немецкой принцессы
Шрифт:
– Какой кошмар, – пробормотал граф Андрей, вкладывая в эти слова всю издевку, на которую был способен. – И что вы собираетесь с этими сведениями делать? Рассказать императрице? Знаете, мне иногда кажется, что эта самая проницательная на свете женщина знает, что я переспал с Натали раньше, чем Поль. И ничего не имеет против этого.
– А сам принц? – ехидно спросила Рокур. – Он тоже ничего не имеет против? А принцесса Натали – она ничего не имеет против того, чтобы ее воинствующий адюльтер стал известен на всю Европу? Это сделать очень просто. В таком случае, как бы ни был глуп Павел, как бы ни была снисходительна Екатерина, они
– Вас-то это каким образом волнует, прекрасная дама? – с прежней ленивой усмешечкой спросил граф Андрей, хотя ничего смешного в этом откровенном шантаже не было. Он чувствовал себя растерянным.
– Меня – ровно ничего, – пожала плечами Рокур. – Мне вообще все равно. Просто сейчас у меня неприятности во Франции, ну и один из моих любовников решил избавить меня от них и восстановить мое реноме вот таким способом – оказав услугу Франции, услугу Европе.
– Вас что, пытались арестовать за безнравственное поведение? – в очередной раз попытался пошутить Разумовский.
– Нет, за долги, – ухмыльнулась Рокур с циничной откровенностью. – А успешное исполнение этого поручения сделает меня по-настоящему богатой. Что же касается вас… ваша любовница такая транжира, что мне и не снилось! Однако она не будет знать отказа ни в чем, да и вы не будете знать отказа ни в чем, если станете исполнять наказы посланников Франции и Испании. Эти страны сейчас стараются посеять несогласие между Россией, Австрией и Пруссией. Вы должны влиять на принца и требовать, чтобы он как можно активнее вмешивался в политическую жизнь России, склонял сенаторов и министров к прекращению слишком успешных войн, давления на Польшу – и вообще требовал коренного изменения внешней политики страны. И это только первый шаг. Впереди государственный переворот в России!
Граф Андрей рассмеялся в лицо Рокур:
– Мне не нужно подсказывать, как действовать, поверьте! Наши планы совпадают с планами тех, кто вас послал. Но деньги – это мощный стимул. Нам их страшно недостает. Нужно покупать людей, которые будут прославлять прогрессивные взгляды великого князя и княгини, сеять недовольство Екатериной в войсках… Ведь сперва нужно свалить с трона Екатерину и лишь потом возвести на трон Павла. Но скажите, неужели вас, моя дорогая мадемуазель Рокур, прислали из Франции исключительно потому, что некогда я имел честь оказаться в ваших объятиях? Кажется, я должен считать себя польщенным…
– Мне очень хочется сказать да, граф, – усмехнулась Рокур. – Но дело не в вас. Мне дали это поручение потому, что я имею самое тесное отношение к тому человеку, который сообщил мне эти сведения о вас и о принцессе. Были на сей счет догадки, но теперь мы знаем все подробности о ваших отношениях. Надеюсь, вы избавите меня от необходимости вдаваться в подробности.
– Но этот человек… – беспомощно пробормотал Разумовский. – Этим человеком может быть только Ганс! Неужели это он предал Минну? Неужели он смог ее предать?
– Подлинное имя Ганса Шнитке – Франц Лормуа. Его мать – немка из Лотарингии. Он был художником… Однажды он расправился с одним из своих заказчиков, к которому приревновал свою любовницу и натурщицу. Он облил их обоих кислотой…
– Боже! – в ужасе перекрестился граф Андрей.
– Мужчина умер мгновенно – его сердце не выдержало боли. Женщина жила еще несколько часов, изувеченная,
Голос ее завибрировал, словно перед ней сидел не один человек, а лежал покрытый темнотой зрительный зал, и граф не удержался, чтобы не съязвить:
– Могу себе представить, какой спектакль вы пред ним разыграли! Какие античные монологи прочли!
– У меня была очень убогая сцена, – вздохнула Рокур. – Очень тесная! В карете великого князя нас было трое: Лормуа, я и мой охранник, которого ко мне приставили в посольстве. Кстати, новый посланник Корберон прибыл вместе со мной, вернее, я прибыла в его свите. Очень интересный человек, прекрасный собеседник. Думаю, вы с ним подружитесь.
– Да уж куда деваться, охота пуще неволи, – проворчал граф Андрей, которому больше не хотелось усмехаться. – Охранник, говорите… Конечно, вы и сюда явились не в одиночестве?
– Конечно, – кивнула актриса.
– Неужели вы думали, что я смогу поднять руку на женщину, которую некогда держал в объятиях? – мрачно буркнул граф Андрей.
– Ах, что вы! – с неподражаемым выражением протянула Рокур. – Он прибыл со мной вовсе не для охраны. Просто тот сундучок с деньгами, которые я должна была вручить вам в качестве аванса, не для моих слабых женских ручек!
Ну что ж, как известно, Разумовский принял французские и испанские деньги, встретился с де Ласси и Корбероном, а потом принял также английский заем, и теперь понятно, почему он был так зол на Павла, который раньше времени предъявил императрице еще не готовый трактат и таким образом насторожил ее.
Однако случилось еще нечто, о чем он не знал, но что поставило их планы на грань срыва гораздо сильнее, чем неразумное поведение Павла.
Хотя о том, что великая княгиня беременна, следовало бы немедленно сообщить императрице, Вильгельмина уговорила мужа молчать. Ей нужно было самой освоиться с этой мыслью. Кроме того, она прекрасно понимала, что теперь будет окружена самым пристальным вниманием императрицы, и, пожалуй, ей не удастся найти доверенную фрейлину. Нужно было сначала посетить Смольный, договориться с какой-нибудь девушкой, а потом уже сообщать обо всем императрице. Случай оказаться в Смольном вскоре представился: воспитанницы давали концерт, и августейшее семейство было приглашено.
Вильгельмина чувствовала себя на редкость плохо и страшно боялась, что приметливая императрица и еще более приметливая Прасковья Брюс заметят ее состояние. Еще в Гессене она как-то раз подслушала болтовню служанок о том, что опытная женщина может определить беременность в самые первые дни – по изменившемуся выражению лица девушки, по тому, как толстеет ее нос и округляется подбородок. Частенько бывало, что кумушки начинали судачить насчет какой-нибудь девушки еще до того, как она сама чувствовала первые признаки своего положения, а потом оказывались правы. Поэтому, когда Вильгельмина оказалась лицом к лицу с императрицей, у нее чуть ноги от страха не подкосились.