Роковая любовь
Шрифт:
Мальчик кивнул головой. Для него визиты с мамой к Миллеру были очень приятными. Он бегал по просторным комнатам, его угощали очень вкусными булочками с марципаном и яблоками, запеченными в тесте, которые готовил повар-немец, лично угощавший Джонни. Но особенно Джонни нравилось ездить в экипаже дяди Курта. В него запрягли очень красивых, серых в яблоках лошадей. Ими Джонни восхищался больше всего. Вспомнив все это, Джонни подтвердил:
— Да, я хочу там жить. Когда? Завтра?
Энэлайз засмеялась.
— Нет, чуть позже. Через несколько месяцев.
— И я буду кататься на лошадях?!
— Думаю,
Джонни начал было возмущаться, но тут Энэлайз услышала, что подъехал экипаж. Она выглянула в окно, а Джонни уже бежал к двери с криком:
— Дедушка! Дедушка приехал!
— Постой, — остановила его мать. — Сначала, Джонни, я сама поговорю с дедушкой, а ты посидишь с Мэй и подождешь. Хорошо?
Джонни неохотно вернулся в комнату к Мэй. А Энэлайз подошла к двери и, открыв ее, остановилась, увидев к своему изумлению, что мистер Шэффер сам вышел из экипажа и идет к ней в дом.
Она изумилась еще больше, увидев, как выглядит отец Марка. Он очень постарел. Вокруг глаз и рта залегли морщины, придавая ему измученный и озабоченный вид. Энэлайз внезапно стало очень жаль отца Марка — ведь, несмотря на сегодняшние отношения между ними, он действовал из лучших побуждений и был добр к ней. Во всем виновата его дочь Фрэнсис.
Прентисс Шэффер, подойдя к дому, сухо поклонился и спросил:
— Можно мне войти? Я хотел бы с тобой поговорить.
— Конечно, — ответила Энэлайз и провела его в гостиную. — Пожалуйста, садитесь, — предложила она ему кресло, а сама уселась на свое место у окна.
— Может быть, выпьете чаю? — спросила она.
— Нет, спасибо, — ответил он, стараясь не смотреть на нее прямо.
— Энэлайз, я пришел просить твоей помощи, — сказал он, а затем прервался, не зная, как продолжить разговор.
— Я слушаю Вас, — ободрила его Энэлайз. — Что-то связанное с Марком?
Прентисс Шэффер кивнул головой и вздохнул, а затем, собравшись с духом, начал рассказывать:
— Марк вернулся домой месяц назад. Он… он был тяжело ранен в бою…
Энэлайз побледнела, руки у нее задрожали.
Неужели он пришел сказать, что Марк умирает. Нет, не может этого быть! Только не Марк!
Видя, как изменилась в лице невестка, Прентисс Шэффер поспешил успокоить ее:
— Он жив, но он искалечен. Его левая рука не действует. Он может ходить, но только опираясь на трость. Его лицо тоже обезображено шрамом. Это внешне уже совсем не тот человек, которого ты помнишь, Энэлайз. Но самое страшное даже не это. Он сломлен, окончательно сломлен, — сказал отец Марка и закрыл свое лицо руками.
Энэлайз, крепко сжав от волнения свои пальцы, задала роковой вопрос:
— Он умирает?!
Шэффер поднял голову.
— Умирает? Нет. По крайней мере, не физически. Он перенес несколько операций, лихорадку, но доктора сказали, что больше его жизни ничто не угрожает. Меня беспокоит другое. Он утратил интерес к жизни. Мы с Фрэнсис стараемся как-то развлечь его — приглашаем старых друзей, приносим книги, журналы. Я пытаюсь играть с ним в шахматы. Но все бесполезно. Он злится, издевается над всеми. Он не делает никаких
— Не волнуйтесь, — поспешила успокоить его Энэлайз. — Джонни скорее удивился, чем испугался. — В голове у нее лихорадочно вертелось:
«Марк искалечен?!» — Она представить себе не могла, что у такого сильного человека пропадет желание, жить.
— Честно говоря, — продолжил отец Марка, — мы не знаем, что делать дальше. Фрэнсис постоянно плачет из-за него, а я никак не могу найти с ним общий язык.
Сообщение о слезах Фрэнсис не вызвало у Энэлайз никакого сочувствия, но отца Марка ей было жаль, и Энэлайз, понимая, что тот что-то хочет от нее, но никак не решается, прямо спросила:
— Мистер Шэффер! Я не совсем понимаю, что Вы хотите от меня в данной ситуации?
— Энэлайз, я хочу просить тебя о возвращении! Возвратись домой, к своему мужу — он так любит тебя. Я это знаю. Что было с ним, когда он приехал в отпуск и узнал, что вы покинули его!
— Вы ошибаетесь. Мистер Шэффер. Я не покидала своего мужа. Я покинула только Ваш дом, где так плохо ко мне относились. Это Марк бросил меня. Он пришел, устроил страшный скандал и заявил, что ни видеть меня больше, ни слышать обо мне он не желает. Вам не надо объяснять, что любящие мужья так не поступают. Он не любит меня. Разве я могу чего-то добиться там, где бессильны и Вы — его отец, и его сестра?! Я — всего лишь отвергнутая жена!
— Энэлайз, ты знаешь ведь его характер. То, что он говорит во время вспышки гнева, не всегда отражает его истинные чувства. Уверен, ты знаешь об этом.
— В таком случае, его гнев длился месяцами, — возразила невестка. — За все это время он не написал мне ни одной строчки. Он даже не поздравил нас с рождением сына! Это что, тоже проявление его любви? — горько спросила Энэлайз.
Старый Шэффер вздохнул.
— Я и сам не могу объяснить и понять многих его поступков. В его характере есть много черт его матери, но и от меня — тоже. То, что он порой вытворяет, сильно ранит окружающих, но я знаю, что он страдает еще сильнее. Юношей он многое совершал мне на зло. Он знал, что я буду страдать, и все же делал. Мне кажется, он испытывал мою любовь. Он боялся, что я не люблю его и брошу, как бросил его мать. Думаю, что с тобой он поступает сейчас так же, как некогда со мной. Он не верит в твою любовь и подвергает ее испытаниям. Он делал мне очень больно, но я никогда не оставлю своего сына, помня свою вину перед ним.
Энэлайз, в который раз уже за сегодняшнюю встречу стало жаль этого человека.
— Не вините себя, мистер Шэффер. Вы сделали все, что могли.
— Нет, Энэлайз, ты не знаешь всего. Я был эгоистом. Оставаться рядом с его матерью и терпеть ее измены я не стал даже ради сына. Я очень любил Талиссию, но она только унижала меня. Я рассчитывал забрать Марка с собой, но она не отдавала мальчика, да и он любил ее так, что остался на Юге. Но он решил, что я бросил его, так же как и его мать.