Роковая ночь
Шрифт:
— Останься, — попросил он, — и расскажи мне, кто ты.
Я не знал, что ответить ему. Садовник заметил мое замешательство и сказал:
— Господин мой, этот человек — мой помощник. Он очень искусен.
Советник приказал мне сыграть и спеть еще и, видимо, остался очень доволен моим исполнением.
— Султан, — заметил он, — не имеет среди своих музыкантов равного этому. У него верная рука и прекрасный голос, и, если бы не его больная голова, я немедленно пристроил бы его на хорошее место!
Тут он покинул нас, а наутро сказал султану, что
— Я сегодня же схожу посмотреть на него. Пусть там приготовят стол с угощением и пришлют музыкантов для пира.
Когда султан и его свита пришли в сад и сели за угощение, мне велели выйти и показаться. Я появился с корзиной цветов в руках, в набедренной повязке из белого полотна. Я поставил цветы к ногам султана, а сам тотчас отступил с величайшим почтением. Султан бросил на меня взгляд и воскликнул:
— Как ты противен, шельмец! Убирайся!
Старый садовник сказал ему:
— Государь, это мой слуга.
Султан поверил ему и спросил, не я ли так хорошо играл на лютне прошлым вечером: Шуты, явившиеся в сад вместе со свитой, вообразили, что он спросил обо мне в насмешку, и один из них схватил меня за руку, желая заставить потанцевать. Он думал, что я насмешу всех собравшихся своими неуклюжими движениями, а ему выпадет честь выдумать новую забаву. Я же схватил этого шута покрепче и так дернул, что он, а не я, вызвал смех собравшихся. После этого я танцевал так хорошо, что совсем его посрамил, и султан со свитой осыпал меня похвалами.
От танца я перешел к музыке и, взяв лютню моего хозяина, сыграл на ней и спел, чем вызвал всеобщее одобрение. Мне предложили сыграть и на арфе, и на виоле, и на флейте. Я исполнил все просьбы, к удовольствию свиты и удивлению султана. Последний потребовал, чтобы ему принесли кошель с десятью тысячами монет, и передал его мне в награду. Я взял его, открыл и распределил золотые между музыкантами султана. Они были поражены моим поступком и восклицали:
— Какая возвышенная душа у этого юноши! Как жаль, что он так безобразен! Как он должен страдать из-за своего уродства!
Султан спросил меня, отчего я не оставил себе золото. Я отвечал, что не ищу богатства.
И снова я вызвал всеобщее одобрение — на этот раз своим ответом.
На третий день после того, как садовник принял меня к себе на работу, случилось так, что я пришел отдохнуть под розовым кустом и развлекал себя игрой на лютне. Вдруг ко мне подошла почтенная женщина в чадре и сказала:
— Отложи-ка свой инструмент и пойди набери цветов для нашей госпожи Разие. Если ты — помощник садовника, то почему же до сих пор не приготовил ей букета?
Я почтительно поклонился и кивнул в знак согласия, прибавив:
— Я не знал, что дочь султана сюда направляется! И я столь же боюсь не угодить ей своим усердием, сколь боюсь испугать своим безобразием.
— Твоя голова, конечно, слегка не в порядке, — заметила она со смехом, — и поэтому ты боишься людей — ясно! Но у нас все уже наслышаны о твоем уродстве. Можешь прийти — мы
Я побежал к садовнику, набрал полную корзину цветов и последовал за этой почтенной госпожой. Она привела меня в пышно украшенное здание, возведенное в центре сада. В его внутренних покоях на золотом возвышении сидела сама Разие в окружении сорока привлекательных молодых рабынь. Она напоминала солнце, окруженное сорока звездами. Я уставился на девушек в изумлении.
Моя растерянность вызвала общий смех. Я стоял точно громом пораженный и готов был уже потерять рассудок, когда нянюшка царевны сказала, подойдя ко мне ближе:
— Ну что ты стоишь неподвижно, точно истукан! Выступи вперед и поднеси свой букет.
Я подошел к золотому возвышению и поставил корзину с цветами на нижнюю ступень. Потом я простерся ниц. Царевна велела мне встать. Ей хотелось хорошенько меня рассмотреть. Увидев мою макушку, рабыни запричитали, а потом стали смеяться. Разие велела принести лютню.
— Я не сомневаюсь в том, что отец преувеличил твое искусство, — сказала она, — попробуй сыграй.
Я настроил лютню и спел ей газель, постаравшись выразить в музыке и свое восхищение ею, и свое отчаяние. Потом рабыня передала мне маленький барабанчик, на котором я отбивал такт, исполняя следующую песню. Затем мне предложили арфу, виолу, флейту — и на всех инструментах я играл и аккомпанировал себе так искусно, что девушки пришли в восторг.
Дочь султана велела мне сплясать. Я выполнил ее желание. После того как я исполнил танец, все невольницы осыпали меня похвалами. Дочь султана некоторое время молчала, а потом сошла со своего возвышения и вскричала:
— Какая жалость, что он так изуродован! — и вышла из комнаты.
Когда меня отпустили, я пошел обратно к садовнику и застал там моего опекуна.
— Ну что ж, господин мой, — сказал я ему, — видел я Разие и готов признать, что теперь заслуживаю места в одной из башен, полной безумцев. Я хотел бы продолжать этот маскарад, чтобы видеть ее каждый день.
Хусейн с садовником пытались отговорить меня от этой затеи, но я настаивал на своем. На следующий день я сидел около канала, где обычно купалась Разие. Я увидел в воде свое отражение и стащил с головы безобразный пузырь. Не успел я натянуть его обратно, как явилась нянюшка Разие и сказала:
— Послушай, хоть ты и уродлив, бедняга, но моя воспитанница и госпожа выразила желание послушать твою игру и еще раз посмотреть, как ты танцуешь. Когда стемнеет, приходи на это же место.
В восторге от этого приглашения, я бросился к дому садовника, чтобы его предупредить: я не хотел, чтобы мое отсутствие вечером причинило ему беспокойство. Потом я вернулся в условленное место и дождался там часа, когда за мной пришел евнух. Это было на исходе дня, он провел меня на женскую половину дворца, где в одном из залов восседала Разие, окруженная своими рабынями. Увидев меня, они стали переговариваться: