Роковая ночь

Автор неизвестен

— О повелительница Хорезма! — воскликнул я. — Я уже потерял надежду когда-либо вновь увидеть тебя! Ты меня не узнаешь? Вспомни того юношу, который переодетым проник на женскую половину дворца, — это был я! Неужели ты могла забыть, как меня увели из твоих покоев и приговорили к позорной смерти?

Поначалу Разие не могла понять, куда это она попала. Все вокруг было чужим, незнакомым. Но потом она вспомнила меня и сказала:

— Я сочла бы столь удивительное перемещение беззаконным, но обстоятельства вынуждают меня с ним примириться. Мой отец потерпел поражение в войне с царями Кандагара и Газны, и неприятельская армия подступила к самым стенам Хорезма. Мой отец, глубоко опечаленный,

послал своего везира с поручением заключить мирный договор. Одним из его условий было требование передать меня в гарем царя Газны. К этому человеку я питала отвращение, однако был назначен день моего отъезда, и мне пришлось бы примириться со своей участью, если бы именно в этот день свои права на меня не заявил и царь Кандагара. Союзники рассорились и выступили друг против друга. Произошло сражение, в котором победил кандагарец. Царь Газны погиб в бою, а его армия была разбита.

Таким образом, царь Кандагара присоединил к своим владениям Газну, а меня потребовал в жены. Султан — мой отец — как ни пытался избежать моей выдачи, ничего не смог сделать, потому что царь Кандагара сделался очень могущественным повелителем. Однако его скверный характер был мне неприятен. Роковой день был назначен и приближался. Так или иначе, я должна была стать женой человека, который вызывал во мне гадливость… И вдруг появился этот незнакомец, схватил меня и в мгновение ока доставил сюда.

Я был несказанно рад услышать, что дочь султана хорезмского еще не замужем. Но какой же восторг охватил меня, когда она сказала, что согласилась бы стать моей женой по влечению сердца, если бы отец не отклонил сватовства! Я вновь отправил Хусейна просить ее руки, подчеркнув, что титул царицы Гиркассии будет приличествовать ее происхождению.

Абу Али ибн Сина теперь считал себя моим другом и даже полагал, что я чересчур его возвысил, переоценив оказанную мне помощь. Он посоветовал, отправляя посла в Хорезм, сообщить султану, где находится его дочь, а в остальном положиться на заклинания. Я так и сделал и стал дожидаться возвращения Хусейна.

Тем временем султан успел созвать совет, чтобы обсудить обстоятельства исчезновения своей дочери. Советники согласились на том, что такую загадку может разрешить только астролог по имени Шахристани. Призвали астролога, и он сообщил, что Разие находится в моем гареме.

Не успел Хусейн прибыть ко двору султана, как тот учинил ему допрос и велел обезглавить. Однако в то самое мгновение, когда палач приготовился отсечь ему голову, невидимая сила подняла Хусейна в воздух вместе со всеми слугами, которые сопровождали его в путешествии. Султан и его приближенные изумились, не ведая, что это совершил силой чар Абу Али ибн Сина.

А Хусейн неожиданно появился передо мной. Он сообщил, что разозленный султан заключил союз с царем кандагарским и они вместе выступили против Гиркассии. Присутствовавший при этом разговоре Абу Али ибн Сина засмеялся.

— О царь, — сказал он, — положись на меня в том, что касается обороны!

И, верный своему слову, Абу Али ибн Сина таинственным образом вселил дух раздора в обоих союзников. Они обратили оружие друг против друга. Царь кандагарский погиб в сражении, а его войско было рассеяно; я же собрал небольшую армию и вместе с Абу Али ибн Синой выступил против победителя — султана хорезмского. Я переправился через Волгу, взял в плен султана и отвез его в Астрахань. Там я не пожалел сил на то, чтобы успокоить и улестить его, и в конце концов он согласился признать меня своим зятем. Мы сыграли свадьбу, и после подобающих случаю торжественных церемоний султан отбыл к себе в Хорезм. За это время он даже помирился с Абу Али ибн Синой.

Разие с каждым днем

привязывалась ко мне все сильнее. Но человек, которому мы были обязаны нашим счастьем, внезапно разрушил его навсегда: Абу Али ибн Сина влюбился в мою жену, забыв о своих ученых занятиях, и даже дерзнул открыть ей свои чувства. Разие почувствовала себя глубоко оскорбленной. Что до меня, то я пытался уговорить его, охладив его пыл доводами рассудка. Однако мягкое обхождение прибавило ему наглости, он начал преследовать царицу, а после того, как Разие вспылила, дунул на нее, пробормотал несколько слов и исчез; царица лишилась чувств и сделалась такой, какой вы ее только что видели.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ИСТОРИИ БАДР-ЭД-ДИНА ЛОЛО, ЕГО МИНИСТРА И КНЯЗЯ СЕЙФ-УЛЬ-МУЛЮКА

Удовлетворив свое любопытство, повелитель Дамаска простился с царем Хормузом и выехал в обратный путь. По дороге он то и дело обсуждал со своими спутниками историю заклятия Разие. И вот однажды Сейф-уль-Мулюк сказал:

— Нельзя не признать, государь мой, что астраханская царица чудо как хороша! Но, как ни странно, никто из нас троих при виде ее не лишился ни дара речи, ни разума. Моя голова занята мыслями о Бади ал-Джемал, сердце Ата-уль-Мулька переполнено Зулейхой… Да и вы, наш господин, не чувствуя сердечной склонности к какой-либо женщине, оставались равнодушны к этой красавице. Последнее меня удивляет больше всего!

— Какое заблуждение, — возразил Бадр-эд-Дин, — неужто вы и впрямь полагаете, что мне не довелось узнать любовь! Сказать вам правду, я влюблен не менее вашего, но мое сердце покорила обычная женщина, а не царевна или какая-нибудь знатная дама. И он начал свой рассказ.

ИСТОРИЯ О ПРЕКРАСНОЙ АРУЙЕ

Несколько лет тому назад в Дамаске жил один богатый купец. Его молодая жена вполне могла бы соперничать красотой с астраханской царицей. А звали купца Банна. Он жил на широкую ногу, был человеком веселого нрава и сам в себе более всего ценил щедрость и великодушие. Случилось так, что он растратил свое состояние и обратился за помощью к друзьям и должникам — однако друзья отреклись от него, а должники позабыли о своих долгах. Банна принял их неверность так близко к сердцу, что заболел. Прикованный к постели, он вспомнил, что как-то одолжил законоведу Данишманду тысячу золотых, и послал свою жену взыскать долг. Когда она пришла к нему, то ее провели в контору, и, приподняв чадру, женщина обратилась к Данишманду с такими словами:

— Я — жена купца Банна, который одолжил вам тысячу золотых и нынче хотел бы получить их назад. Пришлите эти деньги мужу!

Пораженный ее красотой, законовед ответил:

— Я велю дать много больше и готов даже удвоить сумму, но будь мила и нежна со мной. Твой муж слишком стар, чтобы любить его, — и приблизился, чтобы обнять красавицу.

— Стой, наглец, — отпрянула она, — я не нарушу обета супружеской верности за все сокровища Египта!

Получив такой отпор, Данишманд разозлился и заявил, что не брал у Банна ни гроша.

— Если старый дурак, — прибавил он, — разорился, пусть не воображает, будто я стану вытаскивать его из беды, — и с этими словами вытолкал женщину за дверь.

Она вернулась в слезах и рассказала мужу обо всем, что произошло.

— Придется тебе обратиться к судье с жалобой, — сказал Банна, и она отправилась к судье.

А кадий от природы был влюбчив. Едва она переступила порог его дома, как он провел женщину в приемную, усадил ее там на диван и попросил поднять покрывало. Она повиновалась и изложила ему суть дела, которое привело ее к судье. Тот обещал решить спор в пользу Банна, но при одном условии.