Роковая строфа
Шрифт:
– Маша, Машенька, ну не плачь! Видишь, какой я стал злой из-за проклятой болезни. Тебе не надо сейчас видеть меня. Здесь и так полно сиделок.
– Мне так плохо без тебя!
– Ты должна привыкать, Маша. Ты взрослая женщина, ты должна стать матерью, любить мужа и растить детей. Ведь ты этого всегда хотела. Да?
– Да…
– Не тяни со свадьбой. Мужики народ непостоянный, поверь мне. Не распускай Андрея. Его живо кто-нибудь облапошит, потом будешь локти кусать. Ну, соберись. Перестань плакать и хоронить
– Храни тебя Господь!
– Спасибо, сестренка. И запомни, приедешь ко мне только мужней женой, другую не приму!
– Ладно.
– Ну, пока, целую…
Уф-ф! Тяжело-то как! Нет, Машку сюда нельзя. Рано. Но самое главное – сюда нельзя Андрею, ни под каким видом!
32
То, чего так опасались доктор и близкие Бориса, случилось. Он все-таки простудился. Видимо события последних дней были слишком тяжелым испытанием для его не совсем оправившегося организма.
Ночью он плохо спал, поднялась температура. Валентина забила тревогу только под утро. С некоторых пор Борис отказался от ее присутствия в своей комнате. Сиделка заглянула на рассвете, ей не понравилось тяжелое дыхание Бориса, она подошла поближе, вгляделась в его лицо, потрогала лоб и побежала за доктором.
Не выспавшийся доктор стремительно распахнул двери комнаты, где его подающий надежды пациент уже метался в тяжелом горячечном бреду. Вика с окаменевшим лицом сидела рядом, сжав его руку в своих ладонях.
Доктор застонал:
– О, мой Бог! – Но тут же обратился к Валентине, – медицинскую сестру сюда с системой, живо!
Валентина, худо-бедно, уже освоила английский, поэтому, кивнув испуганно, убежала. Доктор склонился над Борисом. Вика встала и отошла в сторону, чтобы не мешать.
Доктор распрямился, повернулся к Вике, сверкнул глазами и начал честить ее на немецком и английском. Вика слушала, опустив голову, и не возражала. Наконец, исчерпав запас ругательств, он успокоился и буркнул:
– Легкие не задеты. Переутомление и переохлаждение. Сейчас сделаю укол. Систему на всякий случай. Потом посмотрим. И никакого самоуправства! – погрозил он Вике напоследок.
Первую половину дня Борис тихо спал, опутанный трубками и проводками. Вика и Валентина не отходили от него ни на шаг.
Во второй половине дня Борис очнулся и попросил пить. Он был очень слаб, но жар отступил.
За ночь снегом завалило всю длину. Небо расчистилось, и солнце играло бриллиантовыми сполохами на девственной холодной белизне. В парке садовники чистили дорожки, весело перекликались, радуясь чудесной погоде и обильному снегу.
Заглянувшая медсестра поманила пальцем Вику. Когда та вышла, девушка шепотом доложила, что господина Шахматова спрашивает господин Франц и с ним какая-то
– Что им сказать? – спросила медсестра.
– Я сама с ними поговорю, – ответила Вика и поспешила к посетителям.
Франц и Рита стояли в холле. Франц, по обыкновению, что-то рассказывал, Рита не слушала, рассеяно скользила взглядом по стенам. Заметив Вику, она оживилась и шагнула навстречу. Вика отметила про себя, что девочка выглядит отлично: легкий румянец, светлые волосы густыми прядями лежали по плечам, сплетаясь с меховыми иголочками золотистой норковой шубки, узкие джинсы, короткая кофточка, мягкие сапожки с меховой оторочкой, в руках смешные, совсем детские варежки.
– Здравствуйте, – обрадовалась Рита, девушки расцеловались, – я звонила, узнать, как вы, но телефон не отвечает.
– Ох, извините, – Вика грустно улыбнулась и ласково поздоровалась с Францем. – Борис Петрович плохо себя чувствует, поэтому мы отключили телефоны, сами понимаете…
– Что с ним? – расстроилась Рита.
– Ну, вы же знаете, он болен. В ту поездку он переохладился и вот…
Франц изо всех сил пытался понять, о чем идет речь. Вика догадалась перейти на английский.
– Господин Шахматов болен, – сказала она Францу.
– О! Надеюсь, ничего серьезного?
– Пока неизвестно.
– К нему можно? – спросила Рита.
– Сегодня вряд ли, – развела руками Вика. – Доктор очень ругал меня.
– Понимаю…
– Я вам позвоню завтра, – пообещала Вика, увидев, что девушка очень расстроилась.
– Пожалуйста! – Рита прижала к груди свои смешные варежки.
Распрощавшись с посетителями, Вика медленно поднялась по лестнице и так же неторопливо вернулась к Борису, она думала.
Пока Франц вез ее обратно, Рита, сидя на заднем сиденье, плакала, закрывая лицо, чтобы Франц не видел ее слез.
– Я проклята, проклята, – шептала девушка, – О, зачем я живу! Я умею только приносить несчастье другим. Я не умею любить, не умею ничего! Господи, Господи, как хорошо, должно быть, умереть и ничего не чувствовать, ни о чем не думать. Мама, мамочка! Как тебе, наверное, спокойно сейчас! Только зачем же ты меня здесь оставила, такую несчастливую!
33
– Куда ты ходила? – спросил Борис, когда Вика вернулась.
– Очнулся? Там Франц приезжал, справлялся о твоем здоровье и передал тебе привет от Риты, – соврала Вика.
Борис прикрыл глаза. Ему еще тяжело было разговаривать.
– Маше не звонили?
– Нет, я не успела, – ответила Валентина, – но если надо, я сейчас…
– Ни в коем случае! – повысил голос Борис. – Не звонить никому! Да, кстати, дайте мне трубку, я позвоню Соболевой.
– Не сегодня, – отрезала Вика.