Роковое наследие
Шрифт:
— Не преувеличивай, — пробормотал Илинкур, стаскивая с повозки оставшуюся поклажу.
— О, если бы! — воскликнул Грим, продолжая предаваться отчаянию в дорожной пыли. — Ломающиеся оси, падения лошадей — было только началом. Никто в труппе отца не придал этому значения, так же, как и вы сейчас! Дальше больше: Караэль оклемался и решил переквалифицироваться. Сначала в актера. Видели бы вы этот ужас! А после осознания собственной бездарности, — в театрального критика. Игнорировать последствия тех нелепых пасквилей, которые он начал издавать, было уже невозможно. Его оригинальный взгляд на проблемы театра, а также критика актеров и пьес вкупе с драматургами вызвали живой интерес. Эпатаж всегда был действенным средством. Впрочем, удивляться нечему, потому что искусствоведением
Ремонт закончили только к утру. С первыми лучами солнца актеры начали собирать рассыпавшуюся по кустам поклажу. Все вымотались и приуныли, возможно, мучимые дурным предчувствием относительно Караэля, повозка которого неумолимо приближалась.
«Дорогой гость» сердечно всех поприветствовал, капризно погрозил Гриму пальцем за то, что поутру не обнаружил балагана.
— Что вы, что вы! — отмахнулся Грим, расцветая улыбкой, похожей на оскал. — Мы просто решили дожидаться вас на тракте.
Караэль пригласил его к себе на облучок, искренне радуясь возможности побеседовать. Он уже несколько месяцев не встречал людей, близких к искусству, ему даже стало казаться, что его избегают. Об этом критик сообщил «по секрету».
— Ах, вы не представляете, дорогой Грим, как иной раз хочется стряхнуть пыль с актеров, выдавить из них надоевшие интонации, сломать их машинальную ритмику и вдохнуть хоть какую-то жизнь в тусклые голоса, — заливался соловьем Караэль. — Для того, чтобы ставить современную пьесу, нужны понимание и уважение к личности, а также чувство собственного достоинства. Большинство коллективов упорно не желают говорить о том, что зритель может оценить, о том, что он знает, за что будет бесконечно благодарен, — вот об этой трудной, нелепой, но такой замечательной жизни. Вывод: в театре не знают настроения публики. В театре не знают публики! Смотреть же совершенно нечего! Все жевано, пережевано, все безвкусно и пресно. Играть классику, конечно, удобно, и разнообразить подход к пьесе тоже несложно: вышел старый, добрый герой Гамнибут — архаика, спустился по веревочной лестнице — уже авангард, лезет из подземелья в исподнем — постмодернизм. Большое поле для глубокомысленных построений. Но как хочется чего-то нового! Главное — суметь выбрать из того, что предлагают современные прозаики, лучшее. Если произведение интересно читать, то можно не сомневаться: зритель придет на постановку. Это потом уже можно рассуждать о театральности, сценичности, выбирать ритм и пластику, думать о мизансценах — все это вторично. Не так ли, уважаемый Грим?
Не дождавшись ответа, Караэль осторожно заглянул под широкие поля шляпы собеседника и с удивлением обнаружил, что тот спит.
Никогда не знаешь, в каком обличье придет судьба. А главное — что под ней подразумевать. Грим полагал, что судьба это испытание, посланное высшими силами, злой рок, что подталкивает человека ступить на дорогу страданий, чтобы… Но не будем углубляться в философию.
Знавал я еще одного человека, разделявшего ту же точку зрения, и он, поверьте, заслуживает вашего внимания.
Восток — дело тонкое
Ханутский купец Фетинор много лет назад перебрался в южный Рипен, считая, что в этих местах его дела пойдут хорошо. На родине у него было слишком много конкурентов, ибо торговать ханутцы умели лучше всего.
Выгодно распродав товары на ярмарке в Арунаке, Фетинор ехал домой в маленький городок Пантэлей, трясясь за тугой кошелек и жизнь, в иные моменты казавшуюся ему весьма неплохой. Ишак так и норовил перестать перебирать ногами, что заставляло купца понукать вредное животное и отвлекало от размышлений. А думал он о том, как увеличить прибыль и взять себе новую жену. Это сравняло бы его по социальному статусу с вечным соперником и дальним родственником, купцом Зазибелем, вслед за которым он и подался в Рипен. Еще он думал о том, что однажды купит селлара. Великолепного скакуна, с предками которого — обычными лошадьми — поработали харандские маги.
Солнце клонилось к закату, а до дома было еще далеко. Мерное покачивание повозки мало-помалу усыпило Фетинора. Ишак быстро смекнул, что к чему, и остановился пощипать пыльной травы на обочине. Он был вовсе не против того, чтобы провести ночь на дороге… Внезапно ишак вскинул голову и запрядал ушами. По собственному почину или по чьему-то зову бодро потрусил вперед.
Проснулся купец от ночной прохлады.
— Ах ты, скотина безмозглая! — закричал он на дремлющего ишака и тут же осекся, увидев неподалеку строение. «Ох, не разбойничье ли логово?» — с ужасом подумал Фетинор и непроизвольно схватился за кошелек, что отягощал шею. В это мгновение дверь лесного дома отворилась, и на порог вышла старуха. Фетинор замер в испуге, осознав, что глупый ишак свернул на короткую дорогу и привез его к жилищу полоумной колдуньи Хазисы.
Слухов пренеприятных о ней ходило множество, хотя выдумок и преувеличений в них, конечно же, было больше, чем правды. Поговаривали, что любила старуха, обкурившись сушеных дурманящих грибов, наколдовать чего-нибудь эдакого. Сама же, правда, потом эти порождения наркотических грез и истребляла, но не всегда успешно: некоторые твари сбегали и успешно осваивали окрестные леса. Слышал Фетинор также о том, что не гнушалась Хазиса и с покойниками работать. Но выяснять, насколько деяния колдуньи приукрашены, купцу не хотелось.
Он сидел, затаив дыхание, в надежде, что старуха его не заметит.
Хазиса собралась уже вернуться в дом, когда проклятый ишак разразился воплями, словно ему под хвост попал репей. Фетинор готов был упасть в обморок. Колдунья щелкнула пальцами, и вверх, освещая поляну, воспарил пульсар.
— Приветствую тебя, купец, — осклабилась она. — Заходи, гостем будешь, новости расскажешь, а я тебя угощу, чем не жалко.
Фетинор осенил себя знаком Нэре и, стуча зубами, сошел с повозки. А куда деваться? Бежать — только колдунью сердить. На подгибающихся ногах он приблизился к дому, отвесил хозяйке поклон, пряча глаза, чтобы имени его не прочла.
— Заходи, не мнись на пороге, — ободрила его Хазиса. — Сам понимаешь, развлечений у меня мало, каждому гостю рада-радешенька. Жаль только, захаживают ко мне не часто.
Она подхватила купца под локоток и повела в дом. Он покосился на колдунью: «Не так уж и страшна, как люди рассказывают».
Хазиса усмехнулась.
— Располагайся, Фетинор.
У купца сердце пропустило удар, и дыхание на миг перехватило. «Вот и пропал я, — подумал он. — Имя мое ведьма в глазах прочла, теперь власть надо мной возымеет».
Хазиса фыркнула — не поймешь, то ли чихнула, то ли посмеялась над ним — и пригласила:
— Садись к столу, гость дорогой.
Фетинор на лавку присел — зубы чечетку отстукивают, руки трясутся.
— Тамия! — крикнула колдунья.
Купец вздрогнул и обернулся на звук шагов. Какое угодно чудище ожидал он увидеть, даже с жизнью мысленно простился, думая, что разорвут его сейчас на мелкие кусочки. Из соседнего помещения вышла девушка. Красоты такой Фетинор отродясь не видывал. Так и замер он, рот разинувши.