Роковой бриллиант дома Романовых
Шрифт:
Наверху на лестнице стоит княгиня Ольга, серьезно и молчаливо разглядывая окровавленного князя.
— Как это случилось? — спрашивает Непомнящий. — Как попал на автомобиль красный флаг?
Иван отвечает:
— Швейцар сказал, что ваше сиятельство изволили приказать поехать за ним… с красным флагом.
Непомнящий смотрит на швейцара. Тот стоит неподвижно в почтительной позе.
— Ваше сиятельство изволили приказать, — отвечает тот, — ваше сиятельство могли вернуться домой только под защитой красного флага.
"Это шутка, — думает Непомнящий, — но превосходная шутка".
Но теперь, немного пошатываясь, он стоит перед княгиней. Опираясь на шашку, он приветствует ее.
— Все потеряно, кроме чести! — говорит он.
"Странно, — думает княгиня, чувствуя, как ее щеки краснеют: Странно… Разве опасность могла так сильно изменить его? Во время войны он всегда оставался в тылу".
— Пойдемте, Владимир! — говорит она по-французски. — Вы должны принять ванну.
— Гм… Принять ванну, — колеблясь отвечает Непомнящий, думая при этом о своем белье.
Шофер и швейцар остались внизу. Он опирается на княгиню, которая белым платочком, пахнущим абрикосами, утирает кровь с лица.
— Значит, дело становится серьезным?
— Да. Я это уже раньше знал. Завтра Петроград будет красным.
— А тогда?
— Тогда, тогда черт возьмет нас, прекраснейшая из всех женщин в мире. Нет больше «тогда». Есть только «прежде».
Она освобождается из его рук.
— Как вы выражаетесь, Владимир! Вы думаете, что мы должны бежать?
— Да, я так думаю. Надо захватить бриллианты и деньги, голубка.
— Вы, должно быть, снова пьяны! — Но она поглядела на него, покачала головой и снова дала ему опереться на себя.
— От вас пахнет кровью.
Он смеется.
— Вы охотно вдыхаете этот запах, Ольга? Это очаровательный запах. Он делает людей влюбленными!
Она отворяет дверь. Он видит чистую прозрачную воду и белые мощеные плиты лестницы, поднимающейся в ванную комнату.
— Можете совершенно спокойно принять ванну, Владимир! Я отказываюсь бежать.
Керенский незадолго до этого вернулся с фронта. Смертельно усталый, сидит он в царской спальне. На кровати Александра III. Он одет в блестящую, кокетливую форму. Его шапка валяется на полу. Он курит. Вокруг него десятки окурков. Положение изменилось с тех пор, как он вошел победителем во дворец в Царском Селе.
— Вы должны считать себя моим пленником, — вспоминает он свои слова, сказанные тогда императору Николаю II. Не пойман ли он сам теперь? Он вскакивает. С площади доносятся шаги. Это маршируют батальоны верных ему войск.
Батальоны? Нет, только маленькие колонны. И каждые пять минут в комнату влетает какой-нибудь офицер, бледный, с искаженным лицом и фуражкой на голове. И каждый раз какое-нибудь роковое известие.
— Генерал Краснов докладывает, что он не может попасть в город. Повсюду дорога преграждена баррикадами. Его силы слишком слабы для штурма. Но его войска вполне надежны.
— Телефонное сообщение прервано. Большевики заняли телефонную станцию.
Черт и дьявол! Неужели же все его мечты рассеялись, как дым?
Значит он не Наполеон? Неужели он только опереточный герой, которого железные пальцы истории устраняют с арены?
На смерть?
Смерть? Смерть? К чему же было все? Из-за чего он боролся в Государственной Думе? Ради чего он боролся, все время имея перед собой перспективу ссылки в Сибирь? Днем и ночью подвергаться опасности за революционную пропаганду в армии и флоте, быть арестованным и осужденным, несмотря на свою депутатскую неприкосновенность? К чему он был министром юстиции?
"Разве я не отменил смертную казнь? Чего люди хотят от меня? Разве я не отменил даже военно-полевые суды на фронте? Чего они еще хотят? Почему они больше не желают воевать с этими проклятыми немцами? Разве мой язык отказывается служить? Разве моя речь не обладает прежней силой?
Нет! Они больше не хотят воевать! Я только что был на фронте. Они бунтуют. Они отравлены большевицкой пропагандой…
Ленин! Я вижу его, я ясно вижу его перед собой… Вот… на том перекрестке стоит он… в сером пиджаке… с раскосыми глазами… сын калмычки… Вот он стоит… И все слушают… тысячи… миллионы… Здесь, в Петрограде, над которым проносится буря… Даже само небо выплевывает кровь… Скоро его будут слушать миллионы, затаив дыхание… Что говорит этот антихрист? Этот человек в сером пиджаке? Берите то, что ваше! Богатство есть кража! Кража, совершенная у вас, у бедных! Погоны — символ угнетения! Долой их! Бросьте ваших угнетателей в Неву! Нелепейшие фразы, уголовная логика! "Грабь награбленное!" Но это-то и необходимо толпе… Уголовная логика взрывает их преступные наклонности, как искра пороховой погреб, и все они возле Ленина".
Снова появляется офицер.
Один полк за другим переходит к большевикам!
Керенский завертелся волчком:
— Кто командует обороной Зимнего дворца?
— Никакого командующего нет! В залах теснятся министры! Приближается хаос!
Керенский дико озирается на окружающее его холодное великолепие. Русские цари безжизненно, с ледяным и жестоким выражением смотрят со своих портретов на человека, взявшего на себя смелость разыгрывать роль царя. Не имея ни силы, ни права на наследство!
Не Наполеон! Не Наполеон! — насмехаются зеркала, в которых отражается лицо бледного адвокатишки.
— Тогда я — я возьму на себя командование!
— Войска! Войска! У нас нет войск… — стонет офицер.
Вдруг снизу раздается топот. Мерным шагом идет батальон. Дисциплина и верность слышатся в каждом шагу.
— Мы готовы на смерть! — написано на молодых лицах, выстраивающихся и выравнивающихся внизу, как на маневрах. Среди людей, рассыпанных по всем роскошным залам Зимнего дворца, проносится вздох облегчения.
— Воспитанники офицерских школ — юнкера!
Молодежь сохранила верность. Молодежь верит обманчивым обещаниям Керенского. Молодежь верит!
А женщины!
Вы видите их? Смотрите! Смотрите! Еще Керенский не погиб!
Если им удастся продержаться и Краснов тем временем возьмет штурмом проклятые баррикады, то все еще может обернуться хорошо!
Слава вам, амазонки!
Женский батальон смерти занял позицию.
XIII
На площади Зимнего дворца, отдавая приказы, стоял Борис Яковлев.