Роковые обстоятельства
Шрифт:
— А ты что же?
— А я только теперь понял, что Надежда… Ох, нет, братцы, не могу в это поверить! Ну, не могла она меня так обманывать, не могла!
— А что за брошь такая? — слегка качнувшись и пьяно подперев кулаком скулу, спросил Воробьев.
В это время Ливнев, сидя напротив него, рядом с Денисом, отчаянно «жестикулировал физиономией» — то есть строил всяческие рожи, подмигивал и прикладывал раскоряченные пальцы к разным частям своей раскрасневшейся физиономии, словно пытаясь сказать: «Молчи, брат, мы же с тобой об этом договаривались!»
Воробьев не сразу заметил его жестикуляцию, а когда заметил, то от удивления широко раскрыл глаза. Наконец до него дошел смысл этих беззвучных сигналов и он понимающе приложил палец к губам.
Денис увидел этот жест и удивленно перевел взгляд с одного приятеля на другого.
— Что это вы тут кочевряжитесь?
— Да Петька опять к барышням предлагает поехать, — не растерялся Воробьев, — вот только не знает, как ты к этому отнесешься…
— А чего тут думать? — сразу подхватил Ливнев. — Деньги у нас сегодня есть, так для чего же понапрасну тратить «часы веселья золотые»? Черт, — и он почесал лоб не слишком чистыми пальцами, — не помню, кто так сказал, но как хорошо сказано!
— Нет, братцы, это без меня, — замотал было головой Денис, но оба приятеля дружно набросились на него с упреками:
— Да брось ты компанию разбивать! Поедем, развеемся, о своей Надежде хоть ненадолго забудешь!
Пожалуй, именно последнее соображение вкупе с изрядным количеством выпитой водки и сработало наиболее действенным способом:
— Черт с вами, — наконец вскинул взлохмаченную голову Винокуров, — едем, куда хотите!
— Давно бы так! — обрадованно воскликнул Григорий. — Давай, Петька, разливай по последней — и в путь!
— Постой, постой, — призадумался Ливнев, пьяно подмигивая неизвестно кому левым глазом, — а не сыграть ли нам по пути одну славную штуку?
— Какую еще штуку?
— Ну, с тыквой… Помнишь, мы о ней узнали от московских студиозов?
— А что, верно, — загорелся «любомудр», — почему бы и не сыграть? Чем мы хуже московских! Но, постой, где мы сейчас возьмем тыкву?
— Да у полового и купим! Что у них в трактире тыкв нет, что ли?
— Но ведь март на дворе, какие тыквы?
— Что это вы затеяли? — вмешался в разговор Денис, опьяневший больше всех. — Я, кажется, чего-то не понимаю… Если мы едем к девочкам, то при чем тут тыква? А, если мы не едем к девочкам, то, получается, тыква тут не при чем? Что-то я запутался… Впрочем, это логика, а я не по этой части… Здорово же вы меня напоили!
— Ничего, брат, — хлопнул его по плечу Ливнев, — сейчас выйдем на мороз, враз протрезвеешь. Эй, половой!
— Чего-с? — тут же подскочил молодой парень, стоявший неподалеку от стола, где веселились студенты, и внимательно за ними наблюдавший. — Еще штоф прикажете?
— Нет, нам пока хватит, — за всех отвечал Ливнев. — У вас тыква есть?
— В каком, так сказать, смысле? — непонимающе нахмурил лоб половой.
— О, брат! — восхитился Петр. — Да в каком же это может быть смысле? Тыква, она и есть тыква, и какой у нее, к черту смысл?
— То есть, я не очень понимаю…
— Погоди, Петька, я сам ему все объясню, — нетерпеливо вмешался Воробьев, — видите ли, мсье половой, нам нужна самая обыкновенная огородная тыква. Из нее еще кашу для простонародья варят… Ну, может, с прошлой осени хоть одна тыква завалялась?
— А на что она вам?
— Да какое тебе дело! — возмутился Петр. — Погляди в погребе и, если есть, тащи сюда, но, предварительно хорошенько упакуй!
Половой в растерянности направился к хозяину трактира, массивной тушей громоздившемуся за стойкой. Тот выслушал пожелание студентов без малейшего удивления и тотчас распорядился, после чего половой исчез в заднем помещении трактира.
Пока студенты докуривали и допивали, он успел вернуться обратно, торжественно неся перед собой круглый предмет, завернутый в серую бумагу и завязанный розовой ленточкой с кокетливым бантиком на верхушке.
— Вот, пожалте, ваш презент, — улыбнулся он, аккуратно ставя сверток на стол, — упаковал в наилучшем виде.
— Это действительно тыква? — фыркнул Воробьев, недоверчиво тыкая в нее пальцем.
— Она самая-с, не извольте сомневаться.
— Здорово! Молодец! Рассчитайся с ним за все, Петька, и не забудь дать на чай. Пошли, Денис…
— Чего-то я все-таки не пойму, — продолжал бормотать Винокуров, выбираясь на улицу непослушными ногами и пытаясь запахнуть шинель, раздуваемую сильным ветром, — что вы задумали и на хрена вам тыква? Девочкам дарить, что ли, или самим съесть?
— Сейчас, брат, поймешь, — весело отвечал Ливнев, выскакивая следом из трактира с тыквой под мышкой и ловко подхватив пошатнувшегося Дениса, — сейчас ты сам все увидишь… Эй, Гришка, где этот чертов извозчик? Гони его сюда!
Не прошло и минуты, как к ним подлетели сани, в которых уже сидел Воробьев. Денис и Ливнев плюхнулись напротив, и возница взмахнул кнутом.
— Останови, как только увидишь городового, — крикнул ему Воробьев, и сани понеслись по Итальянской улице в сторону Фонтанки.
Ждать пришлось недолго — городовой торчал на пересечении Садовой с Невским проспектом.
— Стой! — дружно воскликнули Ливнев и Воробьев, после чего последний кивнул приятелю: — Действуй, Петька!
Денис несколько протрезвел, однако действия приятелей по-прежнему были ему невдомек.
Тем временем Ливнев осторожно выбрался из саней и медленно, держа сверток на вытянутых руках как величайшую ценность, приблизился к наблюдавшему за его странными действиями городовому.
— Это чегой-то вы?.. — начал было полицейский, но Ливнев перебил его нарочито взволнованным голосом:
— Возьмите это у меня, умоляю! Берите же скорей, ну! — и почти насильно сунул сверток в руки опешившему городовому. — А теперь будьте осторожны — там бомба!
Пока городовой испуганно таращил глаза, не зная, что делать со столь неожиданным подарком, Ливнев опрометью бросился обратно и, с разбегу прыгнув в сани, хлопнул по спине извозчика:
— А теперь, брат дядя, жарь на Шпалерную.