Роман на Рождество
Шрифт:
– Вы тоже герцог, – твердо продолжал Бомон. – И я пришел сыграть с вами в шахматы.
Вильерс попытался приподняться на подушках, и Бомон ему помог.
– Сначала выпейте воды, а потом сделаете ход, – сказал он.
В больном что-то неуловимо изменилось – казалось, он вновь стал самим собой. Избегая его взгляда, Бомон поднял шахматную доску, проворно расставил фигуры и снова поднес к губам Вильерса стакан с водой. Не сводя с гостя воспаленных глаз, больной с трудом открыл запекшийся рот
– Кто вы? – спросил он.
– Элайджа, герцог Бомон, – ответил гость и добавил с усмешкой: – Муж Джеммы.
– У Джеммы нет никакого мужа.
– Вот как? – ухмыльнулся Бомон и двинул пешку на е-4. Вильерс протянул руку, чтобы сделать ответный ход, но гость остановил его:
– Сначала выпейте воды.
Больной отпил из стакана и взялся за черную пешку. Рука сильно дрожала, но он все-таки сделал ход.
Элайджа пошел конем. Его противник, уже без напоминания отпив воды, сделал ход пешкой.
– Джемма не замужем, – сказал он, когда стакан почти опустел. – Я уверен, что она свободна, потому что она совсем не похожа на замужнюю даму.
– Неужели? Почему? – спросил Бомон с интересом.
Залпом допив остаток воды, больной протянул ему стакан:
– Что-то меня сегодня мучит жажда.
С этими словами он двинул вперед свою королеву.
Бомон не без досады отметил, что Вильерс хоть и не в своем уме, но навыков хорошего шахматиста не утратил и мастерски создает ловушку для его белой королевы.
– Так почему же Джемма, по-вашему, не похожа на замужнюю? – переспросил он.
– Потому что в ней чувствуется тоска женщины, которую никто никогда не любил по-настоящему, – ответил Вильерс. – Вы, наверное, не знаете, но она вообще-то замужем за человеком, которого я когда-то хорошо знал.
Элайджа бросил на него быстрый взгляд, но Вильерс не обратил на это внимания – нахмурившись, он сосредоточенно смотрел на доску.
– Мы с ним больше не друзья, – сказал он, делая новый ход и еще один глоток из стакана.
– Может быть, муж Джеммы любит ее, – проговорил Элайджа.
– О нет. По ее словам, он без ума от своей любовницы, что чертовски странно, но он сам ей признался.
Элайджа скрипнул зубами: да, так все и было – он действительно имел глупость сказать это Джемме, но много лет назад! Неужели она помнит до сих пор? Но тогда…
– Я бы и сам был не прочь на ней жениться, – заявил Вильерс, который, видимо, смочив горло, чувствовал потребность выговориться. Он почти допил второй стакан, и Бомон налил ему еще один.
– Неужели? – буркнул он.
– Она весьма сведуща в постельных делах, – продолжал больной. – А вы угрожаете мне ладьей? Опрометчивый ход. – Он быстро убрал с доски поигранную герцогом фигуру. – Так вот, Джемма весьма сведуща в любви и вдобавок очень умна. Я бы охотно уложил ее в постель, но боюсь потерять ее расположение. Глупо, правда?
– Нет, почему же? – сказал Элайджа, стараясь сохранить самообладание. Его королеве угрожала опасность, а он ничего не мог поделать. Даже в лихорадке и безумии Вильерс ухитрился сыграть так, что белая королева оказалась в гибельном окружении пешек противника и под ударом черной ладьи.
– Я хочу ее как женщину, но еще больше мне нужна ее дружба, – пояснил Вильерс. – Боюсь, вы проиграли эту партию. Как, вы сказали, ваше имя? Вы врач, да? Мне уже лучше, доктор, спасибо. – Он взял белую королеву, положил к себе на подушку, закрыл глаза и что-то пробормотал.
– Что вы сказали? – наклонился над ним Элайджа.
– Боже, что за глупцы эти смертные, – повторил больной, не открывая глаз.
Бомон оторопел: как может несчастный, сгорающий от жара, цитировать Шекспира? Он приложил тыльную сторону ладони ко лбу Вильерса – жара не чувствовалось. Тогда самого Бомона бросило в жар, но уже от гнева.
Больной снова открыл глаза.
– Не забудьте выпустить из комнаты Бетси, когда соберетесь уходить, – проговорил он.
– Бетси? Вы сказали «Бетси»? – изумился гость.
– Да, это моя собака, которая скрашивает мне одиночество. Ей нужно погулять.
– Бетси – не ваша собака, Вильерс, а моя, – сдерживая гнев, возразил Бомон. – К тому же она издохла много лет назад.
Глаза Вильерса широко открылись.
– Так это вы, Бомон? – изумился он. – Значит, у вас была и женщина, и собака? А сейчас вы женаты на трактирщице? Ну и везет же этим скотоложцам!
– Нет, я не женат на трактирщице, – покачал головой гость. – Выпейте-ка еще воды.
Видимо, что-то в его голосе подействовало на больного отрезвляюще, потому что тот замолчал и задумался. При этом он выпил целый стакан воды, который ему протянул Элайджа.
Взяв из рук Вильерса опустошенный стакан, герцог Бомон нагнулся и поднял свой плащ.
– Бетси и Джемма, – донеслось с кровати, – разве это не все, что нужно человеку?
И Элайджа уже в который раз за свою жизнь осознал, каким ничтожным может быть это «все».
За дверью его поджидал Финчли.
– Он выпил пять стаканов воды, – сообщил герцог. – Наверное, теперь ему понадобится ночной горшок, но я не готов оказать ему такую услугу, поэтому оставляю это вам.
– О, благодарю вас, милорд! – со слезами на глазах произнес Финчли. – Вы придете к нам еще?
– В случае необходимости – непременно, – сурово поджав губы, ответил Элайджа. – Пошлите за мной, если возникнут осложнения. Так вы говорите, что у него не бывает жара по утрам?
Финчли кивнул.