Роман О Придурках
Шрифт:
Эта привязанность к нежному и сытному продукту и предопределила ее извилистый путь в Россию. Не кон-кретно сам путь, а дорогу, которой ей следовало следовать.
Стала Наталья любимой и единственной дочерью Ма-ни и Миколы Чесалы, украинских инженеров, сбежавших от бескормицы с угольного Донбасса в сытую, хоть и гряз-но-холодную после самостийной, уральскую столицу. Не столицу вообще, а только черной металлургии. Прямо в сам город, прямо на известный металлургический комби-нат.
Собственный послужной список и густое засилье са-лолюбимой родни на руководящих и около постах помогли сначала пристроиться с краешку, а потом и поглубже влезть.
У Мани и Миколы, истинных хохлов, продавшихся в свое время англичанам опять же за пресловутое сало, за-плывшая жиром совесть была нерастопляемо спокойна. Честно скажем, не какие-нибудь
А легализоваться в тогдашнем сэсэсэре было проще простого. Это только наивные кагэбэшники считали, что придуманная ими паспортная система закабаляла весь на-род и делала каждый его шаг по перемещению в родном советском пространстве подконтрольным и отслеживае-мым.
Как мы уже признавались, Маня и Микола Чесалы приехали на Урал. С ними прибыла пока еще беспаспорт-ная Наталья, всей документальной ценностью которой яв-лялось свидетельство о ее нарождении на свет в одна ты-сяча девятьсот семьдесят шестом году (так Натали стала на три года моложе самой себя, что, для женщины, весьма приятное действо). И запись в паспорте у батьки да и у мамки. Устроились на работу, получили жилье, прописа-лись. Дочке по свидетельству о рождении выдали паспорт с фотографией и прочими атрибутами гражданина СССР. В то же время истинная Наталья Чесало, которая ни за что не хотела уезжать со своей любимой родины, осталась жить при бабушке, в ее хате, с полученным по случаю слу-чайной утери при переезде дубликатом свидетельства о рождении, по которому она, по месту жительства у бабуш-ки получила свой паспорт, и тоже на Наталью, и тоже на Миколовну Чесалову. И стало их две, одинаковые, хотя и не похожие ничем, кроме одинакового шестнадцатилетне-го возраста, но нам вторая, которая подлинная, ну никак не интересна, нехай в своей хате с бабулькой бульбу с клец-ками хлебает и свиноматкам хвосты крючком на бигуди завивает.
А наша Наташа, ни в чем никем не заподозренная, спокойно с первой героической медалью закончила рус-скую школу, получила настоящий аттестат об их образова-нии, благополучно поступила в тогдашний горный инсти-тут и сбежала. Нет, не за границу. Сбежала от истинных хохляцких родителей. Не смогла она, пусть и справедливо наказанная дочь лордов, больше терпеть высококультур-ный уровень своих приемных родителей. Особенно, когда папа за столом делал то, что называется обедом, самоот-верженно и неутомимо боролся с тарелками и кастрюлями с всхлипами, всчмоками и прочими застольными коммен-тариями. А по вечерам перед сном требовал от приемной, но больше законной жены любимой дочери, пожеланий "спокойной ночи" с непременным чмоканием им ее, а ей его.
Стала она жить как все. Которые иногородние студен-ты. У которых родители далеко. Не очень сытно, но зато весело и свободно. Настоящей студенческой жизнью.
ПРОЦЕНТЫ К ПЛАНУ
Некоторые разъяснения для тех, кто еще не все, спря-танное неглубоко, понял.
Наталья — агент английской интеллектуальной разведки, считала, что в жизни ей крупно не повезло. В двадцать шесть лет она могла бы, как законная жена какого-нибудь сэра министра или сенатора-конгрессмена, заседать в де-сятке благотворительных комиссий. Могла бы блистать нарядами в личной ложе театра, на балу, на светском приеме в Букингемском дворце. Могла бы постоянно быть на виду и на устах у особ королевской семьи, на обложках модных журналов и на экранах телевизоров. Могла бы…
Но не смогла.
Вместо такой красивой и достойной ее жизни во двор-цах, она оказалась в холодной и нищей России. Живет в общаге, питается в дешевых студенческих столовых, смот-рит черно-белый телевизор, у которого полторы програм-мы, и те показывают только после хорошей взбучки. Вот на работу она ходит действительно во дворец. Здание уни-верситета выглядит очень солидно даже если к нему под-ходить по высоким
С того момента как ее внедрили в русскую (по паспор-ту) хохляцкую (по привязанностям) семью, прошло семь неполных лет. За это время она успела проучиться в уни-верситете полных пять лет, получить диплом с отличием, стать одной из любимых аспирантов профессора Лосева-Рогатова, найти материализованное в скромный результат применение своим тайным способностям.
Наталья не стала, как это делают большинство молодых агентов, кидаться сломя голову на поиск и похищение важных государственных секретов страны-кормилицы. Не стала зарабатывать дешевого авторитета агента, готового для родины на "холод могильных камней".
— Зачем спешить? — здраво рассудила юная леди. — Я сю-да пришла всерьез и надолго. Покружусь, пригляжусь, авось можно не сразу попасться на зубок здешним внут-ренним органам. Жизнь состоит из плохого и хорошего, из пользительного для здоровья и самочувствия, и из вредно-го, иногда убийственного. А дай-ка я разделю ее на кусоч-ки да присмотрюсь к каждому.
Получилось у нее следующее: студентка, активистка, спортсменка, агентка, да и внешне ничего себе. Не краса-вица писанная, но она, в отличие от многих девушек ря-дом, и не мечтала быть красавицей. Они все не такие как остальные. Красота ущербна. Если господь Бог дал красо-ты немеряно, что-то в голове, как правило, отобрал. Вот и мучаются. Радостей им намного меньше. А спросу с них по красоте их высокий. Наталья здраво решила оставаться се-рой мышкой: шерстка мягкая бархатистая, вроде и не бро-ская, но погладил разок и еще хочется. А уж опытности да умения она приложит, благо, есть немалый задел…
Много всего наприкидывала, контроля за ней ни от ро-дителей, ни от Центра почти и никакого, и согласилась пожить так, чтобы не было "мучительно больно за бес-цельно прожитые годы". Пожить она решила в свое моло-дое удовольствие.
И выполняя собственные заветы, целый год шла от сво-его конца.
Потенциального.
Как если бы она залетела, ее раскрыли, арестовали, осу-дили и в яму посадили.
Все, что касаемо русских концлагерей, не менее конц тюрем и предваряющих репрессивно-исправительный ап-парат учреждений, познавалось ей без каких-либо заданий и понуканий. Она изучала русские несуразные уголовные кодексы, в которых за украденную у соседа курицу нака-зание было несравнимо больше, чем за украденный у госу-дарства миллиард, даже если он в долларах или фунтах. Ходила в суды наблюдать идиотские предопределенные обвинением процессы, где адвокат и обвиняемый были безгласной мебелью, а судья руководствовался не статьями идиотского закона, а курсом партии и правительства, сво-им местом в очереди на квартиру и задержанной за полго-да мизерной зарплатой. Заводила нужные знакомства, и, как на экскурсию, прогуливалась в изолятор временного содержания, по оперативной терминологии ИВС, в СИЗО, следственный изолятор, где подозреваемые в мелких пре-грешениях сидели в ожидании окончания следствия и суда годами. Многих потом, когда суд выносил приговор, от-пускали домой, так долго они тут томились. Но никого не оправдывали, потому как, оправдав этих, нужно было на-казывать тех, которые этих ни за что сюда упрятали. Но разве рука поднимется на того, с кем из одной кормушки хавать приходится?
За этот год Наталья поняла: такой конец ей ну ни на фиг не нужен. Если бы ее, разоблачив и осудив, отправили от-бывать наказание в родную Англию, она бы еще подумала. Но в России, где даже государство живет по своим поняти-ям, а не по законам, жизнь на воле много хуже, чем в анг-лийской тюрьме.
Весь второй год вынужденного пребывания она укреп-лялась в мысли, что рисковать свободой ей не след. Еще три года усиленно внедрялась, обрастала знакомствами и связями. Центр с пониманием отнесся к ее объяснению своей открытой пассивности. А когда она поступила в ас-пирантуру, даже первый орден пообещали. И бюст на ее родине… за счет конторы… увеличить… пока на один размер. С бюстом она решила не спешить, дождаться сле-дующей благодарности и сразу на два размера обе увели-чить, чтобы и не больно, и заметней выглядеть.