Роман с автоматом
Шрифт:
– Ну что вы там сидите, идите сюда! – подзывал он игриво. – Что там у вас в пакетике? Что-то купили?
Девушки смущенно соглашались.
– Туфли? – не успокаивался мужчина. – Покажите, мне интересно!
И тут что-то двинулось, опять запорхало, зарябило в воздухе, нежно, мягко коснулось сонными бархатными крыльями, – и мне показалось, что все разом умолкли и посмотрели в сторону двери: она вошла и остановилась. Она стояла у двери, и я, поняв, что она не видит или не узнает меня и ищет глазами, поднял руку и помахал ей. Она
– Привет! – услышал я ее глуховатый, текучий голос. – Ты давно здесь?
– Нет, недавно! Садись! – добавил я зачем-то, хотя она уже сидела. – Что будешь пить? Вино?
– Нет, просто кофе!
– Вина не хочешь?
– Нет, не хочу, – сказала она немного удивленно и рассеянно.
Я подозвал официанта, заказал два кофе, и пока он уходил, шурша фартуком, судорожно думал о том, как буду действовать дальше.
– Как у тебя дела? – спросил я наконец.
– Хорошо. А у тебя?
– Отлично, – я улыбнулся. – Рад, что ты пришла.
Опять повисло молчание, во время которого она, как мне показалось, разглядывала меня.
– Скажи, – спросила она наконец, – зачем тебе темные очки в помещении? Здесь, конечно, светло, но не настолько.
– Я люблю ходить в темных очках. Тебе они мешают?
– Нет, не мешают, но приятно все-таки смотреть человеку в глаза.
– Это часть имиджа! – сказал я и засмеялся, замирая внутренне от глупости собственного смеха. – Его не снимешь.
– Ну как хочешь, – ответила она, и мы замолчали.
В дальнем углу кафе зашипела кофейная машина. Дверь опять раскрылась, впустила нового посетителя, а вместе с ним струю чудесного весеннего воздуха – я пожалел, что мы не сидим снаружи, там и очки были бы уместнее, и дышалось бы легче. И еще отчетливо понял, что мне нечего делать рядом с этой благоухающей насмешливой девушкой, и что вся затея была бредом. Официант принес кофе с молоком, две огромные, расширяющиеся кверху ребристые чашки без ручек. На блюдце я неверной рукой нащупал маленькое печенье в обертке.
– Ты давно работаешь официантом? – спросила она.
– Два года, – ответил я и добавил, мучительно пытаясь быть оригинальным и разрушить банальность вопроса. – Два месяца и три дня.
Она легким толчком выдохнула воздух, давая понять, что смеется.
– А что ты делаешь помимо этой работы?
– Да, в общем, ничего. Гуляю. Смотрю телевизор. Вечеринки, – совсем погас я.
– Угу, – промычала она, и мы, в который раз, замолчали снова. В «Невидимке» она так же молчала, выслушивая этого Роберта, и я сейчас неуклонно и ясно понимал, что означала эта ее расслабленность тела и еле заметное тепло напряжения и тихое, мокрое скольжение мускулов рта – она смеялась, беззвучно смеялась над ним, образованным, солидным, умеющим вести разговор и рассказывать интересные вещи.
– А ты что делаешь? – спросил я.
– Я изучаю французскую филологию.
– В университете?
– Ну да, а где еще ее,
– И ты была во Франции?
– Да, ездила несколько раз.
– И как тебе?
– Понравилось. Жить бы там не хотела. А ты не был?
– Нет, – ответил я, и затем, что-то вспомнив, сказал медленнее: – езжу на Майорку. Немножко расслабиться…
Она подалась вперед и как будто сдержанно фыркнула – впрочем, может, мне это показалось. Молодые люди, кричавшие перед тем, как она пришла, пересели к девушкам за стол. Они хохотали по-прежнему, и девушки посмеивались в ответ.
– Красивые туфли, – слышал я голос одного из них, и шуршание бумаги, и снова смешки. Может быть, кто-то из них смотрел на нас. Может, смеялись. Я улыбнулся тоже. Она молчала. Десять минут первого свидания.
– Ты знаешь, была с моим другом такая история, – начал я, – ему как-то прислали квитанцию за превышение скорости. Ну, штраф. Его автомобиль сфотографировали, когда он ехал шестьдесят, там, где можно только пятьдесят. А фотография была странная, будто машину сфотографировали не с той стороны. А потом выяснилось, что он эти самые шестьдесят километров в час ехал задним ходом, представляешь?
– Представляю, – лениво ответила она, – и что?
– Ну как что… – потерялся я. – Я, наверное, не так рассказываю. Может, даже восемьдесят…
– Ну да… а к чему это ты вспомнил?
– Просто так… Вспомнилась фраза «Нет пути назад»… Кстати, какие ты любишь машины?
– Я… да мне, в общем, все равно. Которые ездят.
– Я тоже люблю которые ездят. Но вообще – исключительно британские автомобили.
Она приподняла кружку, выдохнула, поднося ее к губам – горячий воздух быстро нагрел ее лицо, в стороны побежали струйки пара, окрашенные ее ароматом.
– А ее мать, – доносилось сквозь смех от соседнего столика, – ее мать говорит с таким то-о-о-лстым сербским акцентом: «Ты что, пришел сюда моя дочку трахать, да? Ну-ка иди отсюда, да! А брат ее еще маленький такой, на гармошке играет…»
– Кино? – спрашивал я через пять минут. – Какие тебе нравятся фильмы?
– Японские, очень. Некоторые французские, только не современные. А из современного иногда что-то смотрю, но как-то… Не знаю… – Она прервала фразу, словно не хотела себя утруждать – договаривать.
– А «Dancer in the park», – уцепился я за ниточку, – не видела?
– «Dancer in the dark» ты имеешь в виду, – она коротко рассмеялась, – нет, хотя о нем много говорят. Наверное, как-нибудь посмотрю.
– Да. Ларс фон Триер – он ведь вообще гений… Может, посмотрим вместе?
Девушки за соседним столиком пытались уйти, а мужчины – остановить их бегство.
– Не торопись, подождут! Тебе что, так не терпится примeрить? Примерь здесь! Хочешь, помогу?
Послышался шум двигаемой мебели: мужчина вставал на колени, видимо, хотел и правда помочь. Полчаса свидания.