Роман в формате хэппи-энд
Шрифт:
Осенью пришла рано, зарядили дожди. И Настины картины стали очень грустными. Улица за окном, а на стекле косые капли дождя… «Мог бы, между прочим, и написать… — думала она. — Адрес–то известен…»
А в начале октября у нее в дверях вдруг зазвонил звонок. На пороге стоял Дима.
— Собирайся, — сказал он как–то особенно по–деловому, как будто старался скрыть волнение. — Я за тобой! Мой дядя, помнишь я говорил, мамин брат, — он профессор в Академии Художеств. Смотрел твою картину. Его долго не было в Москве, пришлось ждать, потом еще… Это не важно. В общем, тебя зачислили на первый курс без экзамена. Говорят, талант, самородок, нужно учить. Правда, мест
Настя почему–то хмыкнула и коротко заглянула ему в глаза
— Ты просто так? — тихо переспросила она.
Дима заволновался.
— Да нет! Нет, конечно. То есть я хотел сказать… — он сбился, а потом почему–то вдруг рассердился и покраснел. — Ну, чего ты спрашиваешь? Сама, что ли, не видишь?
Настя не смогла удержать улыбку.
— А если не вижу?
Он хмуро на нее посмотрел и отвернулся.
— Я понимаю, ты талант, а я… — проговорил он, сердито теребя ботинком коврик у двери. — Но я преданный. И честный. У нас все мужчины в роду такие, спроси у кого хочешь, — Настя незаметно улыбнулась. — Словом, если я тебе хоть сколько–нибудь интересен… если когда–нибудь, пусть не сразу, но я стану тебе нужен… Я… я буду самым счастливым человеком на свете!
Настя опять улыбнулась: какие они все же смешные, эти москвичи. Она взяла у него сумку и, как маленького, за руку ввела через порог.
4
=====
Отправлено: 22 июля
От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>
Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>
Тема: Не так!
=====
Марина!
Сейчас вечер… Время приближается к восьми…
Я знаю, что ты прочитаешь эти строки только завтра утром, придя на работу, и все же пишу сейчас…
На душе муторно… Сколько надежд связывалось с днем возвращения, сколько раз в мыслях представлялось, как все может произойти, и как нескладно и бестолково все на самом деле получилось.
Почему, почему все так вышло?
Дело, наверное, в том, что мы почти не спали накануне ночью. В Холмогорах дожди размыли дорогу, ведущую к райцентру, нас с голландцем еще затемно вывозил к шоссе гусеничный трактор. Потом ожидание в аэропорту, какие–то досадные накладки с билетами и визой моего голландца… Нервы, ругань, телефонные звонки… Потом туман на взлетной полосе…
В самолет мы сели растрепанные и взвинченные… Долго не могли успокоиться. Наконец голландец задремал, а я наоборот, почувствовал, что во мне нарастает какое–то необъяснимое волнение, почти нетерпение… А когда через два часа самолет сделал правый вираж и стал снижаться, и под его крылом, увеличиваясь, стали проноситься аккуратные квадратики пригородных Пулковских теплиц, я вдруг почувствовал пустоту под ложечкой и похолодевшие пальцы. А в это время кто–то расчетливый хладнокровно прикидывал в голове: в 10:30 мы приземлимся в аэропорту; полчаса на багаж, значит в 12 можно быть дома; душ, побриться, переодеться — еще полчаса, так что можно успеть как раз к твоему обеду в редакции. Если, конечно, машина сразу заведется после четырех месяцев простоя.
На Севере поздняя весна еще только пыталась робко перерасти в лето, А в Питере нас встретило полновесное начало июля, с тополиным пухом, жарой, с политыми с утра улицами, короткими юбками, загорелыми икрами, вызовом в девичьих взглядах…
Машина завелась сразу…
И опять эта цепкая расчетливость — я не стал подниматься в редакцию, а остановил машину в двадцати метрах от дверей на другой стороне улицы, по твоему пути в кафе… Я сидел и ждал, будто подкарауливал тебя, как притаившийся хищник поджидает касулю на ее тропе к водопою.
Почему? Откуда это взялось?
Выйдя из дверей, ты тайком огляделась по сторонам (я почему–то сразу понял, что в поисках меня), — и я с удовлетворением отметил, что ты тоже в уме прикидывала время и тоже рассчитала, что я уже мог приехать.
Когда через нескольких шагов твой взгляд вдруг наткнулся на меня, ты вздрогнула… Как будто надеялась и боялась меня увидеть. В первое мгновение, ты даже хотела сделать вид, что не узнала меня. Ты независимо прошла мимо, как будто по инерции, но потом поняла, что это уж совсем глупо, твои шаги замедлились, ты остановилась… Обернулась… Потом тряхнула головой — будь, что будет! — развернулась и села в машину рядом со мной.
Все происходило как будто не с нами!
Я развернулся и, не спрашивая твоего согласия, поехал в сторону своего дома. Уж не помню, о чем мы там говорили — все было ясно и без слов…
А потом… Потом мы попали в пробку… И полчаса просидели зажатые между машин на набережной перед мостом… Ах, эти идиотские пробки! Возникающие потому, что наши водители упрямы, как бараны, и лезут, несмотря ни на что в самую гущу! А гаишников как всегда нет! Когда нужно собрать с водителей деньги — они тут как тут, торчат на каждом углу, а когда нужно регулировать движение…
А потом… Потом… Все получилось как–то удивительно нелепо. Сутолока рук, губы, застежки, пуговицы, колющиеся сережки, покрывало на кровати… Быстрее, быстрее!.. И все как–то совсем не так и не то… Не так, как мы думали, о чем тайком мечтали и чего боялись. Все происходило как будто по инерции, как будто не с нами… Но раз уж мы совсем потеряли головы и отважились на такое, теперь нужно начатое доводить до конца…
И как я понял, тебе в итоге совсем не было хорошо…
Какой дурацкий день!
А дальше я вообще перестал что–нибудь понимать.
Мы торопливо пили чай с пирогами, которые испекла на заре того дня наша ангел–хранитель в Холмогорах… И ты поглядывала на часы и хмурилась. Я говорил какие–то глупости… Говорил и говорил… И чем больше я говорил, тем строже ты становилась.
«Оставайся», — попросил я. Ты как–то странно усмехнулась и ничего не ответила.