Роман века
Шрифт:
– Действительно, это мое, - призналась я подавив сопротивление, и, не сумев вовремя остановиться, добавила: - Но я не теряла его специально!
Блондина, казалось, это сбило с толку. Он посмотрел на тряпку в руке, потом снова на меня.
– Мне очень жаль, но я все равно не понимаю. Почему, ради бога, вы должны специально потерять это или что-то другое?
Ситуация стала безнадежной и неразрешимой. Я конечно могла вырвать у него из рук платок, крикнуть "большое спасибо" и убежать, но это не показалось мне самым правильным выходом. Я могла объяснить что имела
– Ну да, - невольно вырвалось у меня.
– Если бы не это, все равно терять нечего, я пошла бы топиться. Какое счастье, что я не встретила вас десять лет назад!
– Наверное вы правы, но нельзя ли поинтересоваться, почему вы так считаете?
– Тогда я была молодой, глупой и полной нежных чувств, как почка на морозе. А может бутон, это безразлично. Столкновение с чем либо подобным навеки заморозило бы мою душу.
– Вы чувствуете, что говорите вещи, требующие объяснения?
– Не совсем. Видите ли, дело в том, что я сильно задумалась, кроме всего прочего, и о потере разных вещей. Кажется у меня все перемешалось...
– Ну, хорошо, а какое отношение к этому имеет замороженная душа?
Я смирилась с тем, что не смогу выпутаться. Он задавал вопросы так, что они требовали ответов, а из меня вырывалось совсем не то, что я хотела. Я сдалась.
– Отдайте мне эту тряпку, - сказала я вынув из его руки косынку Басеньки.
– Чтобы вы потом не говорили, что вас держало что-то материальное. Если бы я захотела понятно и по мере возможностей дипломатично объяснить вам в чем дело, мне пришлось бы говорить целый час. А я готова поклясться, что у вас нет времени!
– А если попробовать недипломатично?..
Непостижимым для меня образом, на дальнейшую прогулку мы отправились вместе.
– Я удивлена, что вам понадобилось объяснение того бреда, который из меня вырвался, - с неприятным осадком на душе сказала я.
– Не все ли вам равно?
– Нет. Когда мне говорят странный бред... Извините, я не хотел быть невежливым, но вы сами это так определили... то я должен узнать причины и цель. Я люблю понимать происходящие вокруг меня события.
– Очень обременительное увлечение. У вас много времени.
– Наоборот, у меня мало времени.
– В таком случае, что вы делаете в этом скверике?
– Пытаюсь добиться от вас объяснения редкой реакции на получение потерянного предмета.
Меня разозлило это упрямство.
– Это была реакция не на предмет, а на вас, - раздраженно заметила я.
– Вы думаете, что я не думаю, что вы знаете, как вы выглядите?!...
Как и ожидалось, я сдурела окончательно и выложила ему все, что старательно пыталась сохранить в себе. Претензий, неизвестно к нему или к судьбе, я даже не скрывала.
– Ну, хорошо, - согласился он.
– Допустим, что вы правы, хотя, по моему мнению, вы сильно преувеличиваете. Но я не понимаю в чем мешает моя внешность.
– В приставании к вам, - объяснила я.
– Я не могу приставать к человеку, у которого по горло цепляющихся к нему женщин. Для меня вы неописуемо привлекательны
От этого другого смысла я полностью обалдела, потому что осознала, что не могу высказать ему ни своих взглядов, ни причин, по которым такой человек как он для меня бесценен. Моя страсть к сенсациям, загадкам и тайнам должна была остаться необоснованной, как же ему объяснить, что я про все это пишу, если я ничего не пишу, я Басенька, я грызусь с мужем и делаю узоры для тканей! Сбить его с темы было очень трудно, в довершение ко всему он нравился мне все больше, а мне казалось, что я ему нравлюсь все меньше, и себе нравлюсь все меньше, и вообще я попала в такую умственную трясину, вытащить меня из которой не мог ни один человек.
– Из того, что вы сказали следует, что вы любите таинственные события, - сказал он таким тоном, в котором едва чувствовалось неодобрение. Меня удивило то, что из того, что я говорю, для него вообще что-то следует.
– Люблю, - согласилась я.
– А вы нет?
– Нет. Не вижу в них ничего привлекательного. Обычно они бывают очень мучительными.
– Возможно, но страдать я тоже люблю. К счастью складывается так, что на протяжении всей жизни меня встречают сенсационные идиотизмы, невыносимые для нормальных людей. Это случается настолько часто, что слишком долгое спокойствие всегда кажется мне подозрительным.
– И вам еще мало? Вы надеетесь на большее?
– Конечно! Развлечений всегда не хватает, а спокойная жизнь отнимает у меня трезвый ум и хорошее настроение.
– Вы не похожи на человека которому не хватает трезвого ума и хорошего настроения...
– Откуда вы знаете, на кого я похожа, если смотрите на меня в темноте?
– А откуда вы знаете, как я выгляжу? Кроме того достаточно перекинуться с вами несколькими словами, чтобы узнать некоторые ваши особенности, даже в полнейшей темноте. Люди настолько переполненные жизнью как вы, встречаются очень редко.
– Вы говорите об этом так, будто считаете громадным недостатком, критически заметила.
– Активность характера всегда казалась мне достоинством.
– Мне тоже. Возможно вы почувствовали в моем тоне некоторое неодобрение, потому что, говоря об этом, я одновременно думал о способах расходования подобной энергии и активности. Способах, которые могут привести к довольно плачевным результатам...
Мне показалось, что в царящий во мне хаос вторгся спасительный луч света. Боже мой, о чем он говорит?! Что он имеет ввиду?! Может он знает про аферу Мачеяков?!..
Я вдруг утвердилась в дурацком убеждении, что он знает, что я не Басенька, знает тайну всего предприятия и дает мне это понять. Он имеет что-то общее со всем этим, хотя известно, кто он, то есть не известно кто он, то есть не известно, что он здесь делает, то есть известно, что он здесь делает...
Я окончательно запуталась в собственных впечатлениях и в том, что известно, а что неизвестно. Кто он вообще такой, кто? Должен же он быть кем-то...
– Кто вы собственно такой?
– спросила я прежде чем успела себя удержать.
– Случайно не журналист?