Роман женщины
Шрифт:
— Ну, что? — спросил граф, увидев свою жену.
— Она его любит.
— И прекрасно! Эмануил будет счастлив.
— Как знать! — возразила графиня со вздохом.
— Какое злое сомнение, — заметил д’Ерми, улыбаясь.
— Да, сколько брачных связей начинались таким же образом, а…
— А кончались совершенно иначе, не так ли?
— У мужчин так мало способности любить…
— Зато у женщин слишком много способности забывать.
— Это походит на упрек, граф! Вы меня никогда не любили.
— Тише! — возразил д’Ерми. — Тут барон.
— Что мне за дело до него!
— Неблагодарная!
Между тем, Клементина не могла прийти
Эмануил же, ничего не знавший о переговорах графини, не замечал волнения девушки и по временам бросал беглые взгляды на Мари, которая на этот раз была задумчива более обыкновенного и употребляла все усилия, чтобы казаться веселою. Зато графиня никогда не сияла таким самодовольством, никогда граф и барон не были более любезны. Вечером граф, отведя Эмануила в сторону, рассказал ему о разговоре, бывшем между Клементиною и его женою.
Мари смотрела на де Бриона, как бы подозревая, что в замке происходит что-то необыкновенное. Де Брион взглянул на Мари, как бы желая убедиться в последний раз в ее равнодушии; но она подошла к своей подруге, и тотчас же их звонкий смех раздался в комнате.
«Графиня прекрасно сделала», — подумал он.
Сердце Мари билось тревожно.
В этот вечер разошлись ранее обыкновенного. Мари и Клементина ушли вместе; последняя была до чрезвычайности весела; Мари, напротив, — скучна и задумчива. Будучи целый день в неестественном и напряженном состоянии, она ждала только удобной минуты, чтоб облегчить себя слезами, которые давно уже готовы были брызнуть из ее глаз. Клементине так и хотелось рассказать все своей подруге: ее губы, хранившие целый день тайну, казалось, искали только предлога, чтоб от нее освободиться.
— Прощай, — сказала ей Мари, протягивая руку, — я что-то устала сегодня.
— Да еще только десять часов. Я так довольна сегодняшним днем, Мари.
— Как и каждым.
— Нет, сегодня более обыкновенного.
— Что же такое случилось?
— А вот! — сказала Клементина тоном, который значил: «Это секрет».
— Я и не напрашиваюсь на откровенность.
— Ты сердишься, ну, я скажу тебе все, только дай мне слово никому не говорить об этом. Вообрази, — продолжала Клементина, придвигаясь ближе к своей подруге, любопытство которой уже взяло верх над грустью, — вообрази, я через месяц выхожу замуж.
— Тебе писала об этом тетка?
— Нет, она и не знает даже об этом.
— Так где же будет твоя свадьба?
— В Париже.
— Значит, мадам Дюверне…
— Забыта.
— О, какое счастье! — вскричала Мари. — Мы не расстаемся; за кого же ты выходишь?
— Угадай! Мой будущий супруг тебе знаком.
Предчувствие шепнуло Мари его имя, но она не смела сказать его громко.
— Не угадываю, — проговорила она, — вероятно, кто-нибудь из тех, кого мы видим здесь? — спросила Мари с трепетом.
— Да, каждый день.
— Барон де Бэ.
— Ты с ума сошла.
— Де Брион? — произнесла Мари, бледнея.
— Ну да, — ответила Клементина.
Мари едва не лишилась чувств.
— Ты любишь его? — спросила
— Да.
— Но еще два дня тому назад ты не питала к нему этого чувства!
— Мне кажется, что теперь я люблю его… А он? Вообрази, он влюблен в меня.
— Де Брион признался тебе в своей любви?
— Нет, но он говорил об этом твоему отцу, а сегодня твоя маман сообщила мне, что он будет писать моей тетке, которая, разумеется, не откажет в его просьбе. Все это устроила графиня, пожалуйста, только не говори никому об этом. А я думала выйти замуж за какого-нибудь отчаянного нотариуса. Но что меня особенно радует, моя милая Мари, так это возможность никогда не расставаться с тобою. О, какое счастье! — И Клементина бросилась в объятия своей подруги, еще не пришедшей в себя от удивления.
— Моя радость, кажется, огорчает тебя? — прибавила она.
— Напротив, добрая Клементина, я вполне разделяю ее, — отвечала Мари, едва удерживая слезы.
— Следовательно, ты сочувствуешь моему счастью — тем лучше! Но вообрази себе, я полагала, что де Брион влюблен в тебя, — продолжала Клементина.
Пытка Мари достигла высшей степени.
— Прощай, — сказала Мари с усилием.
— Тебе все-таки хочется спать?
— Да…
— Ну так прощай.
Они поцеловались. Лишь только Клементина вышла, Мари машинально заперла дверь и, упав посреди комнаты на колени, принялась горько плакать, как будто только и ожидала минуты, чтобы никто не мешал ей пролить слезы, которые в продолжение целого дня скопились в ее сердце.
IV
Бесконечна казалась эта ночь Мари, и нетрудно вообразить себе, сколько мук заключает в себе первая бессонная ночь молодой девушки. Были минуты, когда она теряла способность думать, не понимая сама, о чем проливала слезы; тогда она подходила к окну, и среди тишины и спокойствия, устремив взоры на деревья, одетые таинственною тенью, она спрашивала себя: не там ли счастье, которое может дать ей жизнь? Душа ее, уже обманутая в настоящем, начинала отчаиваться за будущее, она мучилась еще сильнее, как бы желая выпить до дна глубокую чашу страданий. Но это страдание было необходимо; оно не только открыло Мари, что она любит Эмануила, но и убедило ее, что чувство это глубоко запало в ее сердце. Видя, как надежды ее жизни перешли в жизнь другого существа, она поняла свои ощущения. Ревность заставила ее познать любовь, и она упрекала де Бриона в обмане; она обвиняла его в том, что он не угадал того чувства, которое она должна была скрывать от него; она сердилась на него за эту недогадливость и горько плакала.
А ночь все еще длилась, и Мари беспрестанно подходила к окну, как бы желая, чтобы безмолвие и покой облегчили и успокоили волнения ее груди; казалось, она одна и ее мысли не отдыхали под этим небом. Луна величественно освещала цветы, насаженные под стеною, и большую лужайку, расстилающуюся перед глазами молодой девушки, но луч ее не проникал в эти сумрачные и густые аллеи; они были полны таинственной тьмы, среди которой воображение рисует тысячи видений, исчезающих с первым лучом солнца. По временам белые облака, носящиеся по небу, затмевали на минуту лунный свет, и тогда все покрывалось одною какою-то прозрачною тенью. Все спало и спало глубоким сном, который иногда пугает бодрствующих наблюдателей этого отдохновения; так что Мари, объятая неопределенным страхом, заперла окно и легла в постель. Она зажгла лампу и стала прислушиваться, ибо мечтательные головы всегда предполагают, что среди бессонной ночи должно совершаться нечто необыкновенное.