Роман
Шрифт:
— Какие-то проблемы с салатом? — спрашиваю я, теряя самообладание. Она быстро мотает головой и опускает взгляд на тарелку перед собой. — Здесь явно назрела проблема, ты все-таки скажешь мне, в чем дело, или мне, мать твою, выбить это из тебя?
Мое рычание, когда я кричу, отскакивает от поверхности обеденного стола из темного дерева.
— Это просто…
Я прерываю ее на полуслове:
— Мое терпение на исходе, Хизер, когда я задаю тебе вопросы, куда должны смотреть твои глаза?
Я позволяю ей сделать глоток воды без комментариев, и продолжаю ждать ее ответа.
После того, как она делает глоток воды, ей едва
— Роман, я боюсь, что тебя разочарую. Ты действительно считаешь, что я справлюсь? Посмотри на меня, я едва в состоянии пережить сегодняшний ужин, после того, как ты преподнес этот… этот… этот подарок, я уже все испортила. А твои родители? Я до сих пор вздрагиваю, когда Эндрю входит в комнату, или когда Мигель приносит любые новые наряды, которыми ты решаешь пополнить мой гардероб. Твой личный помощник, Себастьян, просто прошел в гостиную, пока я читала и спросил, как прошел мой день, а я взвизгнула, и у меня чуть душа в пятки не ушла, — она выдыхает, мельком смотрит вниз на свои руки, а затем поднимает на меня умоляющий взгляд, — я не хочу подвести тебя, Роман. Я скорее умру, чем подведу тебя.
Ее глаза наполняются слезами, и вызывают то же щемящее чувство в груди, и прежде, чем я осознаю, что делаю, я наклоняюсь к ней.
Как только Хизер вытирает слезы с глаз, я хватаю ее стул и поворачиваю ее так, что она оказывается прямо передо мной. Я раздвигаю ее бедра своими и обхватываю ладонью ее лицо с одной стороны, пока достаю другой рукой из кармана пиджака бархатный футляр с кольцом, который планировал вручить ей позже вечером. Я пристально смотрю в ее темно-шоколадные глаза, когда слеза соскальзывает и скатывается по ее щеке. Я слегка наклоняю голову, прежде чем прикоснуться своими губами к ее. Не могу удержать нарастающий жар внутри, когда завладеваю ее ртом, поглощая ее, контролируя ничем, кроме своего рта и языка. Я с легкостью рассеиваю всю неуверенность, которую она испытывала от моего сюрприза. Я собираю в кулак ее шелковистые светлые локоны, отчего из ее горла вырывается стон, в то время как она проводит ногтями по коже моей головы.
Отстраняясь от сладости ее губ, я улыбаюсь, открываю коробочку с кольцом и ставлю его ей на бедро. Я прислоняюсь своим лбом к ее, и шепчу:
— Ты мой номер тринадцать, я говорил, что заставлю тебя увидеть, насколько удачным может быть это число. Из каждой женщины до тебя, и после, только тебя я удостоил чести назвать женой, маленькая мышка.
Бриллиант в семь карат фирмы "Гарри Уинстон" в белом золоте перестал казаться дорогим, в сравнении с Хизер. Честно говоря, я не уверен, было ли оно вообще таковым.
Надев кольцо на ее дрожащий палец, я целую ее ладонь и стою, одновременно улыбаясь ей.
— А сейчас, давай поедим?
Я улыбаюсь ей через стол, в то время, как моя правая рука, и единственный человек, кому я доверяю готовить еду, Эндрю, убирает наши салатные тарелки и подает нам ужин. В этот момент я осознаю, что впервые в своей жизни чувствую счастье.
Я действительно счастлив получить шанс понаблюдать, как Хизер будет общаться с моими родителями.
Глава 14
Хизер
Когда мы уже летим над Францией, стюардесса мило просит нас пристегнуть ремни; я пьяна больше, чем когда-либо в жизни. Не знаю, хорошо это или плохо, но это не мешает мне пить еще Май Тай (прим. перев. «Май Тай» (англ. Mai Tai) - алкогольный коктейль на основе рома), пока мы приближаемся к пункту назначения. Как и не мешает болтать с милой стюардессой, которая подавала мне этот Май Тай. Роман, наоборот, сидит тихо, попивая свою газировку со свежим ломтиком лимона и глядя на меня с удивлением.
– Селия, так ли это захватывающе, как все об этом говорят? Фифелевая башня, ох! А эта большая штука как называется?
Я смотрю на Романа, ожидая ответа.
– Роми, ты знаешь, о чем я говорю? Она похожа на тот странный блок, который я ставила на вершину своих замков, когда достраивала их в детстве? Как эта штука называется?
Он фыркает со смеху, его голубые глаза сверкают, усмехаясь надо мной, а затем он говорит:
– Она называется Триумфальной Аркой, и Эйфелева башня, мышка. И мы летим не в Париж, так что ты не увидишь ни то, ни другое. И, Хизер, если ты еще хоть раз обратишься ко мне «Роми», я положу тебя к себе на колени и сдеру кожу с твоей задницы голыми руками, а когда руки устанут, продолжу ремнем.
– Он переводит взгляд с меня на Селию, не меняя выражения лица.
– Селия, больше никакого Май Тай для миссис Маккензи. Боюсь, она перебрала.
– Да, сэр, мистер Пейн.
– Она улыбается, забирая оба стакана, и направляется в начало самолета.
Я понимаю, что воодушевлена, раз пьяные смешки срываются с моих губ, и смеюсь так сильно, что хрюкаю и запрокидываю голову назад от того, что смеюсь еще сильнее, настолько, что мои глаза неконтролируемо слезятся.
Когда Роман смеется, его лицо меняется, делая его, несомненно, самым прекрасным мужчиной, которого я когда-либо видела, и у меня в животе взлетают бабочки.
– Моя маленькая мышка, ты чертовски мила сейчас, и я так чертовски благодарен, что у нас есть оставшийся вечер и завтрашнее утро до того, как мы встретимся с моими родителями, иначе ты бы оказалась в мире боли, Мак. Я клянусь, я без понятия, что мне делать с тобой в этом состоянии.
Сквозь свой смех я едва могу разобрать доходящие до меня слова.
– Я… Я была в мире Пейна, - его брови хмурятся, но сексуальная хитрая улыбка остается, - целый год, понимаешь, П-е-й-н?
Я наклоняюсь и прячу лицо в руках, пытаясь подавить свой пьяный смех. И чувствую, как он проводит кончиками пальцев по моей спине вверх и вниз, от чего приступ моей взволнованности отступает, уступая место спокойствию.
Все еще наклонившись, я поворачиваю лицо в его направлении, не отрывая взгляда, и нервно проглатываю ком в горле перед тем, как ухмыльнуться.
Ром разжигает и мое любопытство, и мою смелость рискнуть на неизвестной территории и задать вопросы, ответы на которые я всегда хотела знать, но боялась спросить:
– Ром, ты вырос в Сиэтле?
После нескольких секунд молчания он кивает.
– Да.
Я сажусь и кладу голову ему на плечо, улыбаюсь и шепотом спрашиваю:
– Как это было? Твои родители были строгими? Расскажи мне о том, каким ты был в детстве.
Разносится его смех, настолько же грешный, насколько и восхитительный. После того как его рука скользит по моим плечам, он обхватывает меня сильнее, прижимая ближе к себе. Он усмехается, целуя меня в макушку и гладя меня по руке вновь и вновь.