Ромашка для Горыныча
Шрифт:
— Ромашка, ты просто охрененная! — хрипло шепчет он.
— Остановись! Стоп! Хватит! — уже буквально кричу.
Наконец, Горин отрывается от меня. Смотрит в глаза, а у самого взгляд тёмный, пьяный.
— Ты нереально кайфовая, — шепчет, а глаза так и шарят по мне. — У меня от тебя крышу напрочь сносит.
Сглатываю. Знал бы ты, Егор, как у меня её сносит… Но нет! Запрет! Табу!
— Отпусти меня, пожалуйста. Я всё равно с тобой никуда не поеду, — прошу и закусываю губу.
Как же хочется сказать совсем
Он отпускает меня медленно, с неохотой. Твёрдые руки скользят по талии, то ли отпуская, то ли лаская, и я держусь, чтобы не закрыть глаза.
— Ромашка… — произносит глухо, и судорожно выдыхает, пытаясь взять себя в руки. — Поехали. Ну, почему ты так упрямишься?
Молчу. Упрямо трясу головой. Как объяснить мажору, если и себе объяснить не в силах, что не будет у нас с ним ничего и никогда? Я для него очередная добыча, ещё непокорённая высота, а вот он для меня — мечта, которая никогда не сбудется. И так больно от этого, что где-то в груди трещат рёбра, пытаясь удержать в клетке бестолково трепещущее глупое сердце.
— Оставь меня в покое! Отвали!
Стараюсь говорить твёрдо, но не нахожу сил посмотреть в глаза. Потому что не могу. Потому что точно знаю, что этот бой я проиграла…
— Ладно, — наконец, говорит он, отступая на шаг. — Делай, как знаешь, ромашка.
— Ты уже достал меня этой "ромашкой"! — бросаю зло.
Да, правильно — нужно злиться. Злость убивает всё то нежное, сладкое, щемящее, что сейчас разливается у меня внутри.
— Достал? — Егор криво усмехается. — О'кей, Соната, как скажешь!
Я, наконец, поднимаю на него глаза, а он отступает и поднимает руки в знак капитуляции. В тёмных глазах сверкают молнии.
На остановке начинается движуха — кажется, подъехала какая-то маршрутка.
Отступаю, отворачиваюсь и бегу к ней. На этот маршрут очередь небольшая, и мне достаётся место у окна. Стараюсь не смотреть, но, когда проезжаю мимо машины Горина, невольно поднимаю взгляд. Он стоит, сложив руки на груди, и смотрит прямо на меня. И мне от этого пристального обещающего взгляда становится очень страшно.
И только по дороге до меня доходит то, что с самого начала лежало на поверхности: откуда он узнал, когда и во сколько меня выписывают, если я даже девчонкам об этом не сообщила, собираясь сделать им сюрприз?!
Глава 10
Когда пришли девчонки, у меня уже всё было готово: по комнате плыл аромат варёных сосисок, в миске красовалась варёная картошка, а из чашки красными боками помидорок-черри подмигивал свежий салатик.
— У-и-и! Сонька! — верещит Алина, увидев меня. — Тебя выписали? Почему не предупредила?
— А мы сегодня к тебе собирались! — сообщает Рита, подбегая следом за Алиной и обнимая нас двоих.
— Девочки, я по вам так соскучилась! — смеюсь и приглашаю их ужинать.
— В честь чего пир? — интересуется
Улыбаюсь и неопределённо жму плечами.
— Ни в честь чего. Просто решила отметить степуху и угостить подруг, — перевожу взгляд с Алины на Риту.
Та смущённо улыбается.
— Ну, тогда давайте есть.
Алина берёт вилку и накалывает сосиску.
— Красота! Вкуснямба, — стонет Рита, отправляя в рот кусочек помидора и блаженно замирая.
Стараюсь выбросить из головы то, что произошло сегодня на остановке, но губы всё ещё слегка покалывает, и я с трудом удерживаюсь, чтобы не коснуться их кончиками пальцев. Усилием воли отгоняю мысли о наглом мажоре, потому что думать о нём ни в коем случае нельзя.
Вместо этого рассказываю забавные больничные истории или пересказываю услышанные от соседок по палате приколы. Решаю не упоминать встречу со своим биологическим отцом. С таким родителем уж лучше быть круглой сиротой.
Девчонки, в свою очередь, делятся новостями, общажными и вузовскими.
— Ой, что тут было! — в какой-то момент возбуждённо восклицает Рита и прижимает ладони к щекам. — Ты не представляешь, Сонь! Такие разборки!
— Кто с кем разбирался?
Спрашиваю скорее из вежливости, потому что подобного рода сплетни мне ни разу не интересны.
— Никто ни с кем не разбирался, — резко говорит Алина и кидает на Риту предупреждающий взгляд.
Откладываю вилку, скрещиваю на груди руки и откидываюсь на спинку стула.
— Ну и?.. — жду подробностей.
Рита, смущённая, знакомо теребит рукав кофты. Значит, сейчас выдаст что-то серьёзно-эпичное.
— Да не было там ничего такого, — фыркает Алина и показательно беззаботно кладёт в рот дольку помидорки.
Рита кидает на неё осторожный взгляд, поджимает губы и решительно поворачивается ко мне.
— Сонь, нас просили тебе не говорить, но… Тебя это касается в первую очередь, поэтому я думаю, ты имеешь право знать!
Вообще не понимаю, о чём идёт речь, и что такого могло произойти за время моего отсутствия, что касалось бы меня?
Алина тяжело вздыхает и недовольно качает головой, но я упрямо смотрю на Риту.
— Помнишь, когда ты заболела?
Киваю.
— Ну вот, — продолжает она. — Алинка тогда вызвала "скорую", но врач никак не могла привести тебя в сознание и сказала, что нужно ехать в больницу. И Алинка побежала за ребятами.
Рита замолчала.
— Ну и?.. К чему вся это предыстория? — спрашиваю, не дождавшись продолжения.
— Я побежала к айтишникам, — тяжело вздыхает Алина, понимая, что рассказать всё равно придётся, — потому что они не спали — голоса были слышны. В общем, забегаю, а там Горин. Я только сказала, что тебе плохо и надо в больницу… Короче, он отнёс тебя в "Скорую"… А на утро об этом знала вся общага.