Ромео во тьме
Шрифт:
Он обессилено опустился на кровать в своей спальне. Умиротворения он не находил. Он лежал одетый, уставясь в потолок и нервно барабаня пальцами по пуговице пиджака.
В последнюю пару дней он слишком много рылся в себе. Рылся и рылся. Совсем как крот.
Задавал себе тысячи вопросов. Пытался на них отвечать, но это было сродни битве с Гидрой: каждый его ответ порождал два новых вопроса. Это засасывало его все дальше в глубины самоанализа, который уже давным-давно был ему чужд. И это изводило его.
Всю жизнь его мало волновали истоки его желаний. Он привык руководствоваться тем, что его желания были законом. И никто не смел им перечить. Ни он сам, никто иной. Он всегда достигал всего, что хотел. Не все сразу, но терпеливо, постепенно, шаг за шагом, продолжая совершенствовать охотничьи навыки. На данном этапе своей жизни он был искусным ловцом. Идеальным захватчиком.
И надо было именно сейчас ему заняться раскапыванием мотивов своего эго, когда он мог спокойно жить и получать удовольствие от виртуозного выполнения схемы «Хочу – получаю»!
Но в таком случае, как он мог объяснить себе неудачу с Анаис?
2.
Он знал эту женщину уже два года.
Ровно через семь дней после их первой встречи, он ощутил неистовое желание к этой загадочной женщине.
Еще через месяц он понял, что это было не просто желание. Его сердце начинало трепетать всякий раз, когда он произносил ее имя. Но все это время что-то, как будто удерживало его от решительных действий. Он не чувствовал интереса с ее стороны, но не это смущало его. Он мог увлечь ее, заставить полюбить себя. Но не делал этого.
Может быть, он боялся, что эти отношения могли зайти слишком далеко? А может быть, он боялся потерпеть поражение, потому что в душе понимал, что в итоге она все равно отвергнет его. Но почему?
Вот! Еще один вопрос.
Доминик махнул рукой и пробормотал: «Я устал. Дико устал».
Его мучительные размышления не давали никакого прока, только грозили неукротимой мигренью.
Он тяжело поднялся и принялся стаскивать с себя одежду.
Если бы, перед тем как откинуть одеяло, рухнуть в постель и провалиться в беспокойный сон, Доминик выглянул в окно и устремил взгляд к океану, на восток, то увидел бы, как в золочено – багряном зареве, окрасив лазурную гладь морской бесконечности в румяный розовый цвет, над горизонтом плавно поднялся огненный диск Солнца. Верного стражника нового дня.
Телефон звонил кошмарным, визжащим, пронзительным звоном. Доминику Мэйзу на миг показалось, что его череп раскалывается надвое, как орех.
Казалось, он смог заснуть всего мгновение назад. И теперь этот треклятый телефон своим верещанием рвал остатки его сна, как тонкий лист бумаги.
Он простонал проклятие и, не открывая глаз, поднес к уху ненавистную трубку.
Какому кретину что-то от него понадобилось в воскресенье?
– Алло! – Услышал он бодрый мужской голос.
– Что?… – Сипло пробормотал Доминик.
– Мэйз, неужели ты?! – Мужской голос был чрезвычайно весел.
– Я…кто это?
– Отличная вчера была вечеринка! Спасибо, что пригласил. Все было просто супер! А я могу поговорить с…Гамле…нет, с Ромео? Боже! – Залился смехом голос. – Эти шекспировские имена! Вечно что-нибудь перепутаю.
В голове Мэйза вмиг прояснилось. Он открыл глаза и рывком сел в постели. Его обдало жаром от затылка до пальцев ног:
– Кто это?
– Ну как кто! Ты меня не узнал, приятель?! Это же я, Венсан!
Мэйз отдернул трубку от уха и брезгливо посмотрел на нее, как будто бы из нее вылезло какое-то мерзкое насекомое. «Венсан Бенуа» злорадно светилось на дисплее.
– Эй! Что ты молчишь? Ты спишь еще? Ну, прости, друг. Я не хотел тебя будить, мне вообще не ты нужен, а Ромео, но у меня нет его номера. – Весело неслось из трубки.
Доминик взял себя в руки.
– Привет, Венсан. – голос его прозвучал натянуто, но спокойно. – Ты не сможешь сейчас поговорить с Ромео, потому что… – он откинул одеяло, вылез из постели и подошел к окну, откуда доносились звуки заливистого собачьего лая и звонкого смеха.
На лужайке возле бассейна Ромео играл с Болваном. Он кидал ему красный пластиковый диск, а пес вертел головой, гнался за ним, грузно подпрыгивал и пытался поймать диск зубами. Потом он послушно возвращал тарелку юноше, и все снова повторялось. Камелия стояла неподалеку, хлопала в ладоши и подзадоривала пса, шутливо называя его старым толстяком и неповоротливой черной кляксой.
– Почему? – С разочарованием спросил Венсан.
– Потому что…Ромео сейчас на пляже. Он там работает. А что?…что ты хотел?
– Да, понимаешь, – в голосе Бенуа зазвучали кокетливые нотки, которые показались Мэйзу отвратительными, – я никак не могу успокоиться. Этот твой молодчик так хорош. Где ты вообще откопал это сокровище? Он, действительно, еще и талантливый автор?
– Да. – Доминик скрипнул зубами.
– О-о-о! Умираю от желания его… рисовать! – Венсан расхохотался.
Вот, опять в голове Мэйза начало темнеть. Разговор необходимо было заканчивать, иначе его ярость могла стать совсем неуправляемой. Этого нельзя было допустить.
– Я не знаю, когда он вернется. – Вопреки его усилиям, голос Мэйза все равно задрожал от бешенства. Он едва сдерживался от потока грязных проклятий. – Кроме того, Венсан, тебе надо знать, что агент Ромео это я. Так что, все переговоры следует вести со мной, а не с ним. И решать буду я, станешь ты его рисовать или нет.
– О-о! Так это все упрощает! Мы же с тобой договоримся.
– О чем мы с тобой можем договориться? – Заорал, в сердцах, Мэйз. – Оставь его в покое, он не спит с мужиками! У нормальных людей это называется «на-ту-рал»!