Роса в аду
Шрифт:
— Не в столь узком смысле, — поспешил поправить я. — Я, скорее, советник, консультант… Общие вопросы.
— Но тебе приходилось воевать?
— Да. Приходилось.
— Против кого?
— Против людей. Какую разницу имеют национальности, религии или способы общественного управления? Я воевал против людей.
— И убивал?
— Редко. Мое дело — теория, философия войны, если так можно выразиться.
— Это одно и то же. Просто в больших масштабах. Создатель атомной или водородной бомбы куда больше убийца, чем снайпер.
— Все дело в целях, которые при этом преследуются… Зачем ты спрашиваешь об этом?
— Я никогда раньше не видела человека,
— Отнюдь. Обычно самые отъявленные убийцы выглядят милыми, человеколюбивыми гуманистами. Да, я воевал, и что?..
— Извини, я…
— Не извиню, — сказал я угрюмо. — Потому что сейчас я обиделся всерьез. А насчет того, что ты не видела убийц — это неправда. Ты видишь их каждый день. Они вокруг тебя. Они убивают своих близких ворчанием, плохим настроением, злостью, дурным словом, невнимательностью… Поверь — действительно убивают. Это как сложный механизм: стоит колесику зацепиться за колесико, и закрутилось… А самых отъявленных убийц ты видишь каждый день на плакатах и по телевизору, только у этих масштабы побольше. Они доводят до самоубийств, до сумасшествия, заставляют умирать с голоду и лишают будущего, объявляют войны ради "великих целей", и "перестройки" ради целей собственных.
— Мы не можем судить о политике. Иногда выйти из тупика можно только очень сложным путем. Это очень тяжело — управлять огромной империей.
— Я-то как раз в этом немного разбираюсь, — ехидно заметил я. — А вся разгадка этого лабиринта проста до невозможности. "Сын кухарки" не может управлять государством. Этому учиться надо. И, ох, как учиться! "Поднимая" такую державу — "загнуться" можно. Если, конечно, работать. Первых ваших князей — Рюрика и Синеуса — долго упрашивали стать во главе государства. Как ты полагаешь, почему они думали так долго? Потому что знали, что придется много работать. Очень много. А их упрашивали: "Придите, поработайте, организуйте, сплотите. Мы вас слушаться будем, работать на совесть, условия и отдых вам обеспечим". И все равно думали. А когда на этот пост лезет толпа всех мастей и профессий, невольно возникает мысль: это что, так легко?! Оказывается, нелегко. И развалив все, они разводят руками: "Что-то мы тут напортачили". А ты говоришь — не видела… Помнишь, из-за чего погиб Петр Первый? Во время наводнения, по пояс в ледяной воде, он спасал свой город. И мог бы отсидеться в спокойном месте, но ведь бросился, рисковал, работал наравне со всеми. А почему? Потому что это был его город. Им возведенный и его наследникам остающийся. Он был настоящим хозяином своей страны. Характер у него был отвратительный, недостатков — куча, жестокость неимоверная, и все же добра он совершил куда больше, чем зла… Как ты думаешь, почему Судный день назначен для всех во "временном отдалении", а не вершится над каждым умирающим сразу? Потому что после смерти человека остаются его дела. Мысли его, труды его. И это дает плоды много после его смерти и тоже бросается на чашу весов, определяющую ценность его жизни.
— Для военного ты неплохо образован.
— Спасибо.
— Нет, я не в том смысле, не обижайся. Просто у военных обычно слишком "узкая специализация", многое оказывается за "бортом" знаний. Но то, что ты рассказал мне, оправдывающий фактор. "Есть хуже меня" — это не довод.
— Ты не поняла меня. Я никогда не оправдываюсь. Мне не в чем оправдываться. Я делаю то, что считаю нужным, и знаю, что моя работа "грязная", но необходимая… Увы… А "хуже меня" есть. Только в отличие от них я знаю цену моей работы, а они — нет.
— Я так и не могу понять, кем же именно ты работаешь. Пытаюсь, и не могу. Скажешь?
— Нет. Назовем это тайной. Ты не хочешь рассказывать мне о себе, а я говорить, кем я работаю. Мы квиты.
— Когда женщина что-то замалчивает — это тайна, а когда мужчина — он просто вредничает.
Это женская точка зрения, а моя правда — другая… Ну хорошо, хорошо, согласен: я — вредный. Занудливый, вредный и очень обаятельный.
— С чего ты взял?
— Ты сама сказала.
— Я сказала, что ты похож на обаятельного Депардье, а о тебе лично я не говорила ни слова. Не "передергивай".
— Но ты же подразумевала.
— И вот таким образом ты хочешь мне понравиться…
— Не "хочу", а уже понравился.
— А эта версия откуда взялась?
— Вижу.
— И, конечно, ошибаться ты не можешь?
— Нет. Мужчины не могут ошибаться. Они опытнее, умнее, и они — мужчины… Но если все же они ошиблись, значит встали на женскую точку зрения.
— Так… Я пришла. А вот ты…
— Может, все же помиримся? — предложил я.
— Мы и не ссорились.
— Тогда почему ты смотришь на меня так, словно я только что наговорил тебе кучу гадостей?
— Ты еще и нахал, — констатировала она. — Видела бы моя мама, с кем я познакомилась.
— Строгая? — настороженно спросил я.
— Очень.
— Тогда хорошо, что не видит… Думаешь, у меня совсем нет шансов ей понравиться? Она сделала вид, что думает.
— Если ты, по своему обыкновению, не начнешь знакомство с шокирующих откровений и позиций… Если не станешь говорить разные гадости о женщинах… Если…
— Тогда я лучше буду иметь дело с папой, — решил я. — Папа кто?
— Военный врач.
— О! С врачами я общаться умею. А с военными врачами нахожу общий язык совсем быстро…
— Если вдуматься глубоко, то я и не собираюсь знакомить тебя со своими родителями. Они могут неправильно понять и испугаются.
— Это маленькая месть за мои размышления о "слабом поле"?
— Нет, за то, что ты все еще надеешься, что я приглашу тебя в квартиру выпить чаю или кофе.
— Ах, даже так… Значит мне предстоит ехать через весь город мокрому, замерзшему и несчастному?
Она грустно покивала головой.
— Хорошо, — насупился я. — В отличие от тебя я не злопамятный: как только отомщу — забуду… Можно, я приду завтра?
— А как же твоя работа?
— Я начальник, — коротко пояснил я.
— А-а… Вот и вся цена твоих измышлений о сильных мира сего. Хотя, если говорить честно, на начальника ты совсем не похож. В тебе солидности нет. Весомости и солидности.
— Вот только сравнивать меня с "сильными мира сего" не надо. Обзывай, издевайся, подшучивай, но с ними не сравнивай… Я настолько большой начальник, что могу позволить себе не выглядеть "солидным и весомым".
— Сколько тебе лет?
Я прищурил один глаз и подсчитал. Результат мне не понравился, и я ограничился двумя последними цифрами:
— Тридцать один.
— Выглядишь моложе, — удивилась она. — Спасибо, что проводил. Пока.
— Нет, это не честно, — запротестовал я. — Это не по правилам…
— По правилам, — улыбнулась она. — По моим правилам. До завтра.
— До завтра, — проворчал я, глядя на закрывающуюся за ней дверь. — До завтра… До завтра?.. Эй, я не ослышался? Ты сказала: "До завтра"?! До завтра!.. Конечно, до завтра!