Россия 2020. Голгофа
Шрифт:
— Thanks God, — сказал кто-то.
— О’кей. Сколько вас? Подойдите к решеткам, протяните одну руку вперед, чтобы я мог вас посчитать…
Руки протянулись через решетки…
Один… два… тринадцать. Тринадцать — поганое число…
— Тринадцать! Вас должно быть четырнадцать! Где еще один?!
— Сэр, они забрали одного из нас!
В душе все оборвалось. Они думали, что все заложники в одном месте. Можно уйти… тринадцать или один. Но русские так никогда не сделают… [32]
32
Я
— Кого именно?
— Сэр, это была Линда, наш психолог…
Твою мать… Они смотрели фотографии заложников… Брат еще тогда отметил, что одна из заложниц молода и привлекательна, и в голове отложилось — совсем не место ей в Ираке, тем более в плену. И вот — здрасьте.
— Темненькая, короткая стрижка.
— Она самая, сэр…
Так и есть…
— Кузьма, Ветер — ко мне.
Двое моментально оказались рядом с командиром.
— Кузьма за старшего. Вытаскиваете заложников к реке и находите лодки. Там сейчас настоящая срань творится, болото настоящее, никто не будет вас там искать. Ветер — ты со мной, ищем заложницу. Мы уходим машинами, по запасному варианту…
— Батя, ты охренел? — не постеснялся в выражениях Кузьма. — Вас двое, а тут сто человек!
— Выполнять. Уходите и никого не ждете, ясно? Координаты точки контакта, коды опознания вы помните.
— Есть…
Камеры с заложниками вскрыли быстро, замки благо тут стандартные, не такие и сложные — а у них у всех были отмычки для такого дела. Заложники были в относительно хорошем состоянии, их не били. Видимо, действительно хотели обменять… да и нет тут зверей, это все-таки полицейские. Тут ничего личного, только бизнес…
Один из мужиков — фирменная рубашка из грубой ткани, джинсы, ботинки, лет пятидесяти, — подошел к спецназовцам, когда заложников уже поднимали наверх.
— Сэр, разрешите остаться…
— Кузьма, какого хрена заложник вне контроля?! — вызверился майор.
— Сэр, выслушайте! У них моя дочь, они увели ее наверх!
— У меня нет желания иметь дело с ковбоями, — резко сказал майор, — если хотите помочь, помогите своим коллегам выбраться из этого дерьма, сэр.
— Сэр, вы не понимаете, — американец резко рванул рукав рубашки, — видели когда-нибудь такое?
Брат всмотрелся. Татуировка была выполнена под часами, если часы надеть — ее не видно. Якорь, кинжал, кремниевый пистолет.
— Морская пехота.
— Разведка морской пехоты, сэр. Шесть лет во Флотской антитеррористической группе безопасности. Я могу пригодиться, сэр, наши не прилетят спасать вас, но они прилетят спасать меня. Я помню позывные и знаю, что надо сказать…
Брат молчал.
— Сэр, трое всегда лучше, чем двое. А я знаю, на что иду — этот урод спускался сюда лично. Он убил одного из ваших, я знаю. Я просто хочу посмотреть в глаза этой твари.
— Черт с вами, поднимайтесь…
Наверху
— Восемьдесят патронов. Должно хватить. Прикроете нас на шесть. Ясно?
Американец сноровисто проверил автомат — явно не впервой.
— Как божий день, сэр…
Пленный иракец валялся рядом…
Иракцы пока не поднялись. Не пробили тревогу…
Глава иракской полиции был осторожным человеком: как они выяснили, в большом доме, где он должен был жить, он почти никогда не остается на ночь, там живут только его жены. Сам он на ночь переходит в казармы, на второй этаж, где для него выделено несколько комнат: и если будет нападение, то нападающим придется пройти набитый полицейскими первый этаж. Это если они вообще будут знать, куда именно идти. А если будут атаковать основное здание — останутся с носом. Полицейский-коммунист здорово им помог, без него они потратили бы несколько дней на разведку и все равно могли бы ошибиться…
Перед коридором, куда выходили комнаты бин Тикрити, была решетка. У решетки дежурил полицейский, причем не спал, а бдил. Оно и понятно — начальство всегда рядом и с табаньей в руках. Советских военных советников всегда удивляло, как просто решаются вопросы наказания в арабских странах: вместо того чтобы орать, сажать на губу, угрожать трибуналом — провинившегося солдата могли просто пристрелить на месте.
Полицейский прожил недолго — ствол глушителя высунулся из-за угла, негромко кашлянул выстрел, и полицейский упал со стула. В последнее время появилось немало хороших приспособлений для стрельбы из-за угла — и тот, у кого они были в ближнем бою, превосходил на две головы тех, у кого их не было…
— Кузьма, здесь!
Дело дрянное — они не предусмотрели того, что полицейский упадет со стула, и ключи останутся при нем, и до них будет не дотянуться…
Брат достал набор инструментов, начал перебирать в поисках нужного, и тут дверь впереди открылась…
Они выстрелили одновременно. В коридоре появился человек, по старой моде усатый, в халате, с пистолетом в руке. Среагировал он мгновенно, но неправильно — надо было падать назад, в комнату, может быть, пожил бы еще немного. Но он вскинул пистолет и выстрелил, и одновременно с этим выстрелил Брат. Но человек стоял, а Брат упал на пол. Минимальная цель — максимальная цель. Иракца отбросило назад: Брат догадался, что это и есть бин Тикрити. А кто тут еще будет расхаживать в дорогом халате?
Пистолет грохнул оглушительно громко.
Понеслась душа в рай.
Брат выстрелил несколько раз по замку, пули ударили по металлу, звук этот перекрыл задушенные глушителями звуки выстрелов. Пнул по решетке, та поддалась…
— Вперед!
Иранец был мертв, пули попали ему в лицо. Брат хотел было проверить помещение, из которого он вышел, но американец, позабыв всякую осторожность, прорвался первым…
Господи боже мой…
Он ожидал увидеть скверное, но то, что он увидел, он и подумать не мог про такое. Женщина была цела и даже одета, ее привязали к чему-то, напоминающему крест. Обстановка шикарнейшая — денег не пожалели. Прямо тут стоит камера, подключенная к громадной, в сто два дюйма плазме, одновременно идет и запись, и трансляция на плазму. Самое страшное на кровати — мальчик лет десяти, голый. И мертвый… видимо, задушенный, и задушенный только что…
Хотелось блевать. Хотелось выть, хотелось разрядить в урода весь магазин — только не в голову, а в живот. Чтобы помучался…