Россия 2020. Голгофа
Шрифт:
Но в это самое время в республике рос другой джихад. Джихад окраин. Джихад тех брошенных, всеми забытых, озлобленных пацанов, которых лишили их места в жизни. Они готовы были бороться за это место сами, и инструментом борьбы был джихад…
Переезжая в Татарстан, «лесные люди», джамаатовцы из Дагестана словно оказывались на другой планете, в другом времени. Уж точно в другом государстве. Для того чтобы чувствовать это, надо побывать в Дагестане не раз. Дагестан — это не Россия. Уже не Россия. Там живут намного беднее, чем в России: зарплата в шесть-семь тысяч рублей считается нормальной, и даже такую попробуй найди. На улицах Махачкалы, вопреки тому, что пишет Юлия Латынина, не так-то много иномарок, дорогих джипов и «шестисотых» «Мерседесов». Гораздо больше там «Лад»-«шестерок», ижевских «каблучков». Встречаются микроавтобусы «РАФ», которые прекратили производиться с распадом СССР, значит, им как двадцать
Первым делом начинали заниматься рэкетом. Криминальные традиции в Татарстане богатые, но джамаатовские дали им новое наполнение. Теперь рэкет назывался или джизья, или закят. Означает это вот что: в один прекрасный день успешный бизнесмен получает диск или флешку. На ней правоверный в маске на фоне флага сидит и говорит: ты такой-то, жена у тебя там-то работает, сын в такую-то школу ходит, дочь в такой-то садик. Мы знаем, что ты дела делаешь… — дальше в зависимости от того, кому послали флешку. Если неверному, ты должен платить джизью, налог на немусульман, потому что живешь и работаешь на мусульманской земле. Если правоверный, значит, ты должен платить закят, или ты, получается, нарушаешь Коран и Аллах тебя накажет. Дальше к тебе начинают приходить молодые люди, у которых была борода, но не было усов, и они этот налог собирали. Все просто, только это называлось не рэкетом, а богоугодным делом.
На самом деле ситуация эта не была новой. В Дагестане лишь один из десяти подпольщиков живет на нелегальном положении, остальные живут в городах и под видом джихада занимаются банальным рэкетом. Отстегивают настоящим джихадистам, чтобы те не имели претензий и поддерживали страх в обществе актами устрашения. В Пакистане ситуация точно такая же, дошло до того, что в две тысячи двенадцатом начальник полиции Карачи отдал приказ расстреливать религиозных рэкетиров на месте. В Татарстане изначально никакого джихада, кроме такого вот рэкета и еще убийства священнослужителей, не было вообще, не хотели рисковать, связываться с государством. Но тонкость в том, что если ты причисляешь себя к подполью, если говоришь, что ты подпольщик, боевик, дать заднюю ты уже не можешь, хода назад нет. Сначала вымогаешь деньги. Потом тебя попросят укрыть разыскиваемого, подержать на квартире взрывчатку или автомат. А потом принять участие в теракте: и вот ты из мелкого бандита превращаешься во врага государства, хода назад из леса уже нет.
Некоторые бизнесмены из тех, кому пришла флешка, заявляли в полицию, и религиозные рэкетиры оказывались на скамье подсудимых, а потом и в тюрьме. Каждый салафит — пристойное название ваххабитов — готовый религиозный наставник. Одного салафита на тюрьму хватает, чтобы ислам приняло полтюрьмы. Вышел такой вот… голубь — герой асфальта, можно сказать. За веру отсидел! Не за бабло — за веру!
В две тысячи двенадцатом убили заместителя муфтия Валиуллу Якупова, только тогда кто-то что-то начал понимать. Резко усилили контрразведывательную и профилактическую работу по линии «терроризм». Беда была в двух вещах. Первая — было поздно, салафизм уже пустил корни в республике, в Казани были уже мусульманские стоматологии, парикмахерские, аптеки, где тебе могли подобрать лекарство от сглаза. Вторая — салафизм имел глубокие социальные корни, и корни эти были в укоренившейся несправедливости, в выброшенности из жизни целых социальных слоев, в том, что одна часть общества давно махнула рукой на другую. Другая же решила, что если в новом мире не предусмотрено место для них, значит, надо просто сломать весь новый мир и построить другой. Простой и понятный для них.
В две тысячи тринадцатом году произошел первый серьезный теракт. Подрыв шахида в супермаркете. Так и не удалось установить, был ли это сознательный акт смертника или просто бомба, сделанная не совсем опытным минером — взорвалась раньше, чем
Сразу после этих событий власть приняла обычное в такой ситуации решение — закручивать гайки. Чесать мелким гребнем. При облавах использовались части внутренних войск. Это привело к тому, что те, кто собирал закят и джизью, были поставлены перед необходимостью определиться. Их конкретно считали бандитами и террористами, готовы были поступать как с бандитами и террористами. Так в республике появилось подполье, в том числе и лесное. Поскольку сам Татарстан в большей его части безлесен — лагеря боевиков появлялись на границе с Башкортостаном, в Удмуртии, даже в Пермском крае. Там лесов было вполне достаточно. Неизведанных, непуганых лесов…
В две тысячи четырнадцатом году в Казани произошли три теракта, еще несколько удалось предотвратить. В две тысячи пятнадцатом — уже одиннадцать…
Марат Каримович Тайзиев, бывший полковник полиции, помощник министра внутренних дел Республики Татарстан по спецоперациям, борьбе с терроризмом, а ныне амир вилайета Идель-Урал, выгрузился из «Ленд Крузера», раздраженно поправил болтающийся на груди автомат, подтянул ремень. К гостинице было не пройти — настоящий шабаш. Молодые, бородатые, вооруженные, хвастающиеся друг перед другом своей удалью и своим оружием, гортанно произносящие славицы Аллаху. В кои-то веки ставшие сами собой. Невысокие и злые пацаны окраин, промышленных пригородов. Этот город был чужим, он был не для них, он строился не для них, он развивался не для них. Теперь он принадлежал им, целиком и полностью. Прав был тот, у кого был «стечкин», автомат, граната. Москва — умная, Казань — сильная. И эти пацаны, с грехом пополам окончившие девять лет изуродованной реформой школы, сейчас на подступах к гостинице хвастались перед другом оружием и говорили о том, что надо идти и брать на абордаж Москву…
Перед Тайзиевым расступились. Он тоже был невысок, но крепок, властен, его постоянно окружала аура опасности, как вожака собачьей стаи. Расступались молча, в спину смотрели со злобой. И сам Тайзиев, и его боевики, в основном бывшие менты и военные, перекрасившиеся и служащие теперь самим себе. Слишком часто в прошлой жизни пацаны с окраин тряслись в пропахшем мочой коридоре и слышали дикие крики своих друзей из-за запертой двери…
Дальше стоял джип «Ламборджини», один из немногих в Казани. Около него — Айтемиров. Тимур. Босс всех боссов. Вор в законе. Невысокий, плотный, бородатый с обманчиво добрыми глазами. Хромой — хромоту заработал при бунте на мордовской крытке, тогда они прорвались на крышу, и снайперы начали стрелять, выцеливая паханов. Показательно любезный как раз к Тайзиеву и таким, как он, показательно религиозный — при том не верящий ни в Аллаха, ни в Христа, ни в черта. Около него такие же… гаврики. Личная свита. Старше собравшихся со всей Казани отморозков, вооруженные до зубов. Вон… пулемет на пикап взгромоздили, откуда взяли только…
Тимур заступил дорогу, раскрыл для объятий коротенькие ручки.
— Салам алейкум.
— Ва алейкум ас салам…
Поцеловались. От вора пахло дорогим одеколоном, коньяком и кровью…
Боишься, гнида… Правильно, есть чего бояться, ох есть. Вот для этой отмороженной шушеры все твои регалки воровские — плюнуть и растереть. Нет Бога, кроме Аллаха — вот и все, что они понимают. И ты это знаешь. Знаешь и то, что позиции твои тебе не удержать. И закят тебе платить придется, хотя ты его никогда не платил, вору платить западло, что налоги, то закят. И все равно тебе не выжить в этом зверинце. Не выжить, вор! Потому что ты можешь только на сытом, благополучном паразитировать! Вон как отъелся. Но ты умный человек, вор, базара нет. И потому пока эти щенки радуются, по-своему, по-щенячьи, — ты уже союзников присматриваешь. Чтобы набраться силы и загнать восставшую рвань под каблук.
Базара нет, вор. Только вряд ли ты это сделаешь. Потому что они за веру. А твои люди за бабки. Разницы ты никогда не понимал и не поймешь…
— Марат, дорогой. Заезжай ко мне, в Зеленый Бор на шашлык. Не побрезгуй стариком…
Тайзиев улыбнулся. Нехорошо, как волк, обнаживший клыки, но пока не рычавший.
— А как же закон? Не побрезгуешь мусором?
— А… — махнул рукой Тимур, — при нынешних блудняках какой теперь закон. Да и какой ты сейчас мент. Приезжай. Дел много — перетрем…