Россия 2020. Голгофа
Шрифт:
— Не нуждаюсь…
Тайзиев двинулся вперед, вору пришлось отступить. Злой взгляд пронзил спину…
Гостиница была перед ним — старая, похожая на московские башни-высотки. Сорванная реклама, выбитые стекла, шелуха от семечек, толстый слой грязи на ступеньках, которую никто не убирал, скоро крысы шнырять начнут. Черный флаг «Аль-Каиды» и джихада, водруженный повыше советского герба как знак того, что город захвачен. Какой-то урод, от избытка чувств палящий с верхотуры в сторону Казанского кремля, вот урод, пуля — она летит-летит, но когда-то и на землю упадет. Цепочка боевиков на ступеньках — молодых, бородатых, черная форма, автоматы на груди, как эсэсовцы, которые в каком-то другом мире до Казани так и не дошли…
— Э… куда прешь?
Тайзиев, не глядя, перехватил, вывернул руку.
— Уй!!!
— Грабли не тяни, лишишься.
Подошел эмир. Этот не местный — глаза волчьи, крепкий. Те, которыми он командует, —
— Чэго забыл, дорогой?
— Звони Саиду…
— Какой-такой Саид, дорогой? Ты откуда?
— Саид Арзамасский. И не тяни. Пока кровь не полилась.
Эмир злобно глянул, но Тайзиеву было не привыкать к таким взглядам. Две командировки как-никак. Достал телефон, набил номер…
— Саид-эфенди… Тут какой-то…
— Тайзиев, — подсказал бывший полковник.
— Тазыев, — перекрестил мента бородач, — У. У. Бичичъана [38] .
Отключил трубку. Дал знак.
— Бегъула [39] .
Бывший полковник полиции и действующий амир бандформирований смерили друг друга недобрыми, откровенно оценивающими и обещающими взглядами. Взгляд одного говорил — «ты на моей земле, тварь немытая, а не на своей». Взгляд другого говорил — «еще посчитаемся. Хоть ты и перекрасился, а как был мусором, цепным псом неверных, так и остался. И то, что ты знаешь Саида Арзамасского, для меня ничего не значит, в бою пуля не только спереди летит…»
38
Да. Да. Понял (аварск.).
39
Можно (аварск.).
Сверху уже спускался человек от Саида Арзамасского, бородатый, вооруженный и деятельный…
С самого начала в городе и в республике установилось двоевластие. Остатки правительства, посаженного русистами, с вовремя перекрасившимися ментами, генералами, частично бизнерами, так и заседали в правительственных зданиях, приняв на себя обязанности Временного правительства вилайета Идель-Урал и даже пообещав в течение года провести всенародные выборы, чем вызвали бурю восторга у международного сообщества, точнее той ее части, которая еще не воевала. Они издавали какие-то декреты, принимали какие-то законы и вообще вели себя так, как будто ничего не произошло — просто раньше была над головой Москва, а сейчас Москвы не стало. Они занимались какой-то хренью, бизнеры лоббировали какие-то свои интересы; те, кто еще не хлебнул кровушки, не поддался революционной горячке, ставил вопросы об уборке зерновых, картошки, о создании каких-то запасов, о подготовке к зиме. В целом они цеплялись за старое, отжившее, по умолчанию полагая, что все должны подчиняться им, что милиция, что армия, что внутренние войска тоже должны подчиняться им… понятно, в общем. Что-то вроде Временного правительства в семнадцатом, но среди тех, кто заседал днями и ночами, не было особых знатоков истории, и подсказать, чем это все может кончиться, никто не мог.
Вторым параллельным центром власти была «Шура».
«Шура муджахеддинов Идель-Урал» формировалась спонтанно и включала в себя самых разных людей. Это были моджахеды, как легализовавшаяся городская герилья, так и вышедшие из леса. Пришлые моджахеды с Имарата Кавказ [40] , которых перебрасывали сюда самолетами и которые сами ринулись сюда на запах денег и крови. Вышедшие из-под контроля военные и милицейские части, в которых было немало бывшей казанской гопоты (дрались-то в восьмидесятые практически все). Сотрудники частных охранных предприятий и армий, почему-то бизнеры, те, которые создавали, вооружали эти армии, платили им, и думать не думали, что при определенной ситуации их же цепные псы могут вырвать у них из рук весь их кусок, оторвать вместе с руками, отобрать бизнес вместо того, чтобы довольствоваться зарплатой. Ну и, конечно, казанская молодежь, привлеченная сюда революционной романтикой, возможностью безнаказанно пограбить и быстро подняться наверх. Социальные лифты, до этого безнадежно заржавевшие и заросшие пылью, сдвинулись и пошли, перемалывая в кровавую кашу тех, кто оказался на их пути, и нужно было просто уметь кричать: «Аллах Акбар», отращивать бороду (борода — ваджиб!) [41] и иметь хоть какое-то оружие, чтобы влезть в этот лифт. Вывезет… куда вывезет.
40
Кавказ (Имарат Кавказ) стал независимым в 2018 году в результате «оранжевой» революции и предательства новых властей. Все это закончилось потоками беженцев, боями на Ставрополье и на Кубани, дестабилизацией всего юга России. Не в последнюю очередь это сыграло роль и в объявлении независимости Татарстана и Башкортостана, массовым выступлениям кавказцев в Москве, убийствам мирных жителей в городах России, где сильны кавказские общины. Весной 2020 года это привело к контрреволюции и физическому уничтожению «демократического правительства» России и многих сочувствующих ему.
41
Борода обязательна. Такой лозунг был повсюду в Казани вместо рекламы жвачки «Стиморол».
Взаимоотношения с этими двумя параллельными центрами власти строились как это обычно и бывает. Официальная власть по старой советской привычке «Шуру» старалась не замечать. Просто прятали голову в песок, по принципу «что не нравится — того нет». С другой стороны — ни остатки полиции, ни ВВ — с людьми «Шуры» не связывались: себе дороже. «Шура» же постоянно вела какие-то заседания, выступали мусульманские богословы, авторитетные и самозваные, громили словами власть, и на этом… все как-то заканчивалось. «Шура» управлялась по принципу Запорожской Сечи, амиры со злобой и подозрительностью поглядывали друг на друга, а основной массе боевиков совсем не улыбалось схватываться пусть даже с остатками военной силы в городе. Грабить, вымогать, захватывать дорогие квартиры и заправки намного безопаснее и выгоднее, чем идти на власть. К тому же Временное правительство признало ОБСЕ, послали международных наблюдателей, а к этому даже самые темные и убогие амиры испытывали непонятное почтение…
Тайзиева со всем почтением провели в конференц-зал, где какой-то мулла, бородатый и в черной чалме — черная чалма была признаком благонадежности и поддержки революции среди священнослужителей — гневно вещал относительно распада нравственности в молодежной среде и насчет того, что в Казани до сих пор не искоренена продажа спиртных напитков. Тайзиев лениво подумал, что лучше бы они взялись за искоренение наркоторговли, вон — все углы использованными шприцами завалены. Чурки…
Усевшись на предложенное ему место в первых рядах, Тайзиев включил предохранитель на автомате — мало ли — и начал слушать муллу.
Примерно через полтора часа бывший полковник полиции и куратор ОМОНа от центрального аппарата МВД начал подозревать неладное.
Пока священнослужители меняли друг друга на трибуне один за другим — ни один из них не понимал вопросов на татарском языке, которые задавали из зала, и просто предпочитал делать вид, что не слышит их, Тайзиев украдкой, но цепко огляделся по сторонам. То, что он увидел, ему не понравилось. Вон — Маркасов из УФСИН, колонии имели вооруженную охрану, неплохой спецназ и укрепленные пункты, в которых можно было и прятаться, и жить. Вон… Давлетов из ФСБ, тоже перешедший на их сторону. Вон… Проблема была в том, что в зале были довольно серьезные фигуры «гражданского» политического расклада, если и не тузы, то картинки уж точно. И в то же время Тайзиев не увидел ни одного мало-мальски значимого амира, из тех, которые управляли исламским подпольем. Ни одного! А это могло значить очень и очень нехорошее…
Тайзиев нехорошо ощерился, улыбаясь своим мыслям. Твари бородатые… Чурки черно…ые. Думаете, самые хитрые, да? Щас посмотрим, у кого яйца железные, а у кого так — серебрянкой покрытые…
Тайзиев и так был отчаянным с детства, драчуном и хулиганом, а армейская и потом ОМОНовская закалка и море командировок в разные «горячие» точки сделали его одним из самых опасных людей в этом зале.
Рука скользнула в карман. Телефон… сотовый телефон. Он специально отрабатывал это. В памяти был забит «быстрый» номер, он не глядя прямо в кармане вызвал его по памяти и прозвонил. Для тех, кто сейчас ждал его на площади, такое могло означать лишь одно — тревога. Рука сместилась чуть в сторону, пальцы нащупали холодную, ребристую поверхность гранаты…
Полковник полиции встал, пробрался между рядами, пошел на выход. Дорогу ему заступил молодой бородач.
— Вах, ты куда?!
— Отскочи, — коротко сказал Тайзиев. Коротким, почти незаметным движением сунул бородатому в пах. Тот согнулся, но дальше шли еще…
Твари…
— В туалет я захотел, — небрежно сказал Тайзиев.
— Нельзя туалет, да.
— А я думал, ты меня проводишь…
Это уже эмир. Незнакомый, но серьезный дядька. Мерзко улыбаясь, Тайзиев достал руку из кармана вместе с зажатым в ней рубчатым стальным яйцом.