Россия и мусульманский мир № 7 / 2017
Шрифт:
2. Бояркина О.А. Межгосударственные конфликты на трансграничных реках в Центрально-Азиатском регионе. – М., 2012. – С. 20–22
3. Жильцов С.С. Центральная Азия делит водные ресурсы. – М.: Независимая газета, 2013.– № 2. – С. 5–6.
4. Бояркина О.А. Проблемы и перспективы урегулирования международных конфликтов в сфере водопользования в Центрально-Азиатском регионе. – М., 2011. – С. 25–27. –dissert2.pdf
5. Доклад ООН о водных конфликтах в мире, 2013 г. – С. 34. –ru/index.html
6. Шустов А. Этнотерриториальные конфликты в Средней Азии. – М., 2012. – С. 15–17. Лаборатория общественно-политического развития стран ближнего зарубежья. – http://ia-centr.ru/publications/691/
7. Саруханян Ю. Может ли Вышеградская модель стать основой сотрудничества в регионе? – СПб., 2015. –
8. Водные конфликты в Центральной Азии (Центр стратегических оценок и прогнозов). – М., 2010. – С. 14. – http://csef.ru/ru/politica-igeopolitica/326/vodnye-konflikty-v-czentralnoj-azii-5167…
9. В Центральной Азии возможны конфликты из-за водных ресурсов. – М., 2010. – С. 6. – https://regnum.ru/news/polit/2132817.html
10. Межэтнические конфликты в Центральной Азии. – М., 2012. – С. 4. – http://www.warandpeace.ru/ru/analysis/view/19870/
11. Файззулин Р. Пограничные конфликты в Центральной Азии. – К., 2014. – С. 10–11. – https://www.ritmeurasia.org/news–2016-09-20–pogranichnye-kon-flikty-v-centralnoj-azii-poka-uvy-delo-obychnoe-25790
12. Куртов А. Водные конфликты в Центральной Азии. – М., 2015. – С. 20. – https://www.obozrevatel.com/
13. Кирсанов И. Битва за воду в Центральной Азии. – М., 2013. – № 12. – С. 8–9. – http://www.fundeh.org/publications/articles/48/
14. Грозин А.В. Страны СНГ. – М., 2009. – № 5. – C. 17. –ru/country/detail.php?DATE_ACTIVE_FROM=20.06.2014&ID=5387
Диссеминация опыта институциональной организации исламского образования во внешнеполитическом контексте взаимодействия России, Турции и стран Центральной Азии 31
31
Автор выражает благодарность И.И. Абылгазиеву и М.С. Мейеру, сопредседателям оргкомитета, Ж.С. Сыздыковой, председателю программного комитета, а также участникам Международной научно-практической конференции «Казахстан во всемирной истории: Вечные ценности и новые горизонты» (Москва, 8–10 декабря 2016 г.), организованной Московским государственным университетом имени М.В. Ломоносова (Институт стран Азии Африки) при поддержке Посольства Республики Казахстан в Российской Федерации, за ценные замечания и предложения к представленному в ходе обсуждения докладу, которые были также учтены при написании настоящей статьи.
Аннотация. Одной из характерных черт современного общества, подверженного все более прогрессирующей секуляризации, становится процесс социальной интеграции двух важнейших институтов – религии, служащей удовлетворению потребности людей в решении их духовных проблем, и образования, призванного удовлетворять человеческую потребность в получении знаний и компетенций. В статье рассматривается имеющийся опыт организации исламского образования (на примере России, Турции, Казахстана, Кыргызстана и других стран Центральной Азии) во взаимодействии мусульманских религиозных организаций с различными институтами светского государства. Делается вывод о том, что усилия в направлении диссеминации опыта организации исламского образования в странах со значительным мусульманским населением могут служить целям светского государства, укрепляющего в сотрудничестве с социально значимыми созидательными религиозными организациями духовный суверенитет страны, ее национальную безопасность, так и нести деструктивный элемент,
Ключевые слова: государственная образовательная политика, духовное единство, институты, ислам, исламское образование, Казахстан, Кыргызстан, мусульманские религиозные организации, Россия, Турция.
В современных секуляризованных обществах интегративная тенденция, затрагивающая процесс сближения в деятельности двух важных для всего человечества социальных институтов – религии и образования, наиболее выражена в точке непосредственного схождения, а именно: в религиозном образовании. Рефлексия на этот феномен со стороны некоторых европейских наблюдателей, которая последовала на страницах одного из журналов, патронируемого ЮНЕСКО, выявила наличие дискуссии об интеграции религиозного компонента и пересмотре объема его присутствия в учебном плане даже в тех образовательных системах, где ранее религия игнорировалась.
В последние годы политические деятели, обратившие свое внимание на те модели, объединяющие институциональные структуры (дошкольные и средние образовательные учреждения, образовательные организации высшего образования), где преобладает религиозная составляющая, эволюционировали в сторону культурного плюрализма в образовании. В коммуникации представителей светского и религиозного дискурса вопрос допустимости религиозных методов образования постепенно стал окрашиваться в более позитивные тона, перерастая в уверенность, что «это уместно и “терпимо” в более взаимосвязанном мире разнообразных народов и культур» [35, p. 130].
Особую динамику отмеченному процессу взаимопроникновения религии и образования в странах постсоветского пространства, избравших за основу конституционного строя светский характер государства 32 , придает так называемое религиозное возрождение. Возрастание влияние религии на жизнь социума и мировоззренческие ориентиры самых широких слоев населения стало фактом реальности как для России, в которой многомиллионная мусульманская умма (сообщество) проживает в качестве меньшинства в немусульманской стране, так и для получивших независимость государств Центрально-Азиатского региона, где этнические мусульмане занимают доминирующее положение по численности граждан.
32
Светская модель как основной путь развития государства декларируется в конституциях Азербайджана, Казахстана, Кыргызстана, России, Таджикистана и Туркменистана. Притом что в Основном законе Беларуси, Молдовы и Узбекистана понятие светскости не номинируется в числе базовых конституционных характеристик государства, принципы отделения государственных институтов от религиозных объединений и соблюдения светского характера государственного образования отражаются в соответствующих разделах конституций названных стран.
Вместе с тем оживленный интерес к тюркоязычным мусульманским странам и таким регионам России, как Поволжье, Северный Кавказ и Крым, наблюдается со стороны Турции – государства, которое с распадом Советского Союза предложило свою «ролевую модель для подражания со стороны вновь созданных на постсоветском пространстве тюркских республик Кавказа и Центральной Азии» [38, p. 111]. И чем ближе к празднованию 100-летия Турецкой Республики (2023), тем чаще турецкие политики подчеркивают свои глубокие исторические и культурные корни на Балканах, Ближнем Востоке, Кавказе и в Центральной Азии.
Как некоторые полагают, в отдельных регионах Турция смогла значительно продвинуться в продвижении своей «неоосманской» доктрины, особенно на Ближнем Востоке [42]. Решение Турцией многомерной повестки дня в своих отношениях с критическими регионами, опирающимися на глобальную политику, а также заявленный курс на создание вокруг нее «стратегического пояса стабильности, процветания и безопасности» [41], очевидно, служит планам «растущей средней державы» [39] занять достойное место в Сети глобального управления, а лучше бы – на подиуме ответственных международных политических акторов!