Россия и мусульманский мир № 8 / 2015
Шрифт:
Однако нельзя исключить и принципиально иной оценки: наблюдается всего лишь «дальнее эхо» коммерционализации новых технологических принципов, открытых во время «холодной войны», которое вот-вот затихнет и, растревожив рынки и не найдя адекватных специалистов для своего развития, сойдет на нет.
Ответ на вопрос о том, какая из этих гипотез правильна, станет ответом и в вопросе о всем будущем мировой цивилизации, – но пока еще этот ответ остается неизвестен, причем в основном из-за того, что мы, как отмечал еще Пушкин, «ленивы и нелюбопытны». Вместе с тем в настоящее время мы наблюдаем поразительное сочетание одновременно бурного совершенствования и угрожающей деградации технологий, –
Под воздействием бурно развивающихся технологий достаточно быстро меняется сам характер человеческого мышления.
Прежде всего, компьютеры, делая равнодоступными для всех формальную логику, выталкивают человечество в пространство внелогического – творческого и мистического – мышления. Учитывая принципиальные трудности в управлении творческими людьми (так как «коллективы единомышленников» как наиболее эффективная и потому успешная форма организации людей стремительно вырождаются в «стаи криэйторов»), так и не решенные с середины прошлого века, уже одно это может привести к полной дезорганизации текущей деятельности человечества.
Способность к творчеству, стремительно становясь главным условием конкурентоспособности личности и коллектива, предъявляет качественно новые требования к педагогике: она умеет развивать логические, но не творческие способности (за исключением отдельных достижений «экспериментальной» советской педагогики) – и, с учетом своей деградации, вряд ли сможет быстро научиться делать это.
В результате межличностная конкуренция станет более биологизированной, более связанной с врожденными свойствами личности и менее социальной, чем сейчас, – и разные культуры, доминирующие в разных макрорегионах, будут давать на этот вызов разные ответы, по-разному определяющие их судьбу.
Понятно, что, чем демократичнее (не формально, а реально) та или иная культура, чем доступнее в ней «социальные лифты», тем более конкурентоспособной она будет в новой ситуации. Однако новые требования противоестественны для любой элиты, в том числе формально демократической, так как требуют от нее принесения в жертву интересов своих недостаточно талантливых детей в пользу выскочек из «простонародья». Либеральная реформа образования (пресловутый Болонский процесс), разрушая саму возможность создания «социальных лифтов», действенно пресекает такую перспективу – кардинально повышая шансы в глобальной конкуренции того макрорегиона, который сумеет восстановить у себя классическое комплексное (а то и стимулирующее творчество) образование.
Принципиально важно, что снижение значимости логического мышления в пользу внелогического, базирующегося на образах (это касается и творческого, и мистического его типов) создает ряд уже вполне ощутимых проблем, которые в силу своей парадоксальности для нашего в основном пока еще по-прежнему логического сознания воспринимаются не как базовые закономерности, а как случайные досадные флуктуации, – и потому, соответственно, не анализируются должным образом. Прежде всего, закономерными, а отнюдь не случайными, являются нарастающие проблемы в коммуникации даже в единой культурной среде. Ведь внелогическое мышление не имеет того единого языка для взаимодействия разных типов сознания, который дает логика, оно оперирует образами, а образы у каждого свои.
Это нарушение настолько привычно для нас, что мы осознаем его как нечто отличное от самих себя, коммуникативной среды. Особенно значимо это с учетом исключительного значения, которое играет язык для формирования и развития личности, а единый общественный язык – для ее социализации. По сути дела, исчезновение единого универсального языка может привести и к распаду основанной на нем второй сигнальной системы, что может иметь весьма глубокие последствия для облика и даже самого существования человечества как такового. Пока же мы наблюдаем намного более поверхностные изменения: широкое распространение такой формы самоорганизации общества, как секты (объединяющие людей на основе некритичного восприятия той или иной личности, явления или поведенческой практики, включая сексуальные и финансовые), а также рост значения эмоций в противовес интересам даже в осмысленной части поведения людей.
Сенсорное голодание, еще недавно бывшее специфической болезнью начальников и заключенных, стало нормой жизни для относительно развитой части человечества, – и мы наблюдаем, как эта часть все чаще жертвует ради эмоций (в том числе и осмысленно) своими интересами, даже казавшимися ранее неотъемлемыми.
Данные поведенческие и вызывающие их глубинные изменения кардинальным образом меняют требования к управляющим системам, и без того находящимся в полном смятении и резко понизившим эффективность своей даже текущей, рутинной деятельности.
Прежде всего, резкий рост объема информации совершенно очевидным образом превысил их обрабатывающие и аналитические возможности, да и возможности прямого восприятия тоже.
Как и в прошлый информационный взрыв (связанный с распространением книгопечатания), управляющие системы демонстрируют свою полную беспомощность перед экспоненциальным ростом людей, задумывающихся об абстрактных (т.е. не связанных с их текущим выживанием) проблемах, приходящих в ходе этих размышлений (в силу отсутствия у них должной подготовки) к ошибочным выводам, которые, тем не менее, становятся частью их личностей, и начинающих энергично, а часто и самоотверженно действовать на основе этих выводов.
Прошлый раз (в результате изобретения книгопечатания) это закончилось Реформацией и чудовищными религиозными войнами; нынешние последствия остаются неопределенными, но вряд ли будут менее масштабными и разрушительными.
Весьма драматическим представляется изменение типа личности в результате систематического взаимодействия с компьютером в детстве – на этапе ее формирования.
Многократно замечено, что психология профессионалов-компьютерщиков – системных администраторов, программистов и так далее – отличается от психологии обычных людей до такой степени, что существенно затрудняет общение даже тогда, когда оно является жизненно необходимым для обеих сторон (например, на работе). А ведь детство большинства профессионалов проходило в еще докомпьютерную эпоху, и наблюдаемые отклонения являются приобретенными в ходе лишь профессионального, но никак не личностного становления!
Психологи и педагоги, анализируя личности подростков, сформировавшиеся под влиянием компьютерных технологий и социальных сетей, отмечают прежде всего их высокую пластичность, отсутствие в них устойчивых структур, формируемых лишь самостоятельными усилиями и глубоким самостоятельным «проживанием» событий собственной жизни.
Возможность получать требуемые эмоции в готовом виде не только не развивает способность к сопереживанию и ведет к формированию «социальных аутистов», личностей с ослабленными обратными связями. Отсутствие необходимости в собственных усилиях для получения эмоций лишает личность истории ее собственного роста как ее неотъемлемой части, атрофирует волевые качества (часто при наличии упрямства и энергетики) и всю сферу, связанную с самосознанием.