Россия и русские в мировой истории.
Шрифт:
Трудно не заметить, что США для себя все отчетливее демонстрируют мышление в духе имперской доктрины немецкого историка Генриха фон Трейчке: <Государство!– абсолют в себе, и его воля должна всегда подчиняться только самой себе, в самой сути государства не признавать над собой никакой силы>. Этой доктрине принадлежит и пресловутый лозунг Deutschland uber alles, сначала вдохновлявший <железного канцлера> О. фон Бисмарка, а затем получивший известное воплощение в XX веке в его теории <наибольший грех, достойный презрения, – это слабость, мораль же – прибежище
601 CIA Cold War Records. Selected Estimates on the Soviet Union. 1950– 1959. History Staff. Center for the Study of Intelligence. Central Intelligence Agency. Wash., D.C., 1993, p. 139, 228.
33
507
ничтожных
Однако, узурпировав право выносить вердикт другим и ставя себя над международными законами, США на пороге III тысячелетия предпочитают универсалистскую мотивацию – некое подобие доктрины Брежнева: <Защита демократии и прав человека – общее дело мирового сообщества>. Это подтверждает вывод Д. Пулакоса о своеобразном слиянии различных аспектов двух рационалистических философий. Поведение Вашингтона <отражает соединение в Соединенных Штатах неомарксистских и неолиберальных традиций в некий метамарксистский и металиберальный синтез, который сам как таковой обретает очертания некой новой идеологии, сутью которой становится попытка представлять себя антиидеологической. Это идеология антиидеологии>602.
Такое изменение акцентов отвлекает внимание от очевидного факта, что сегодняшний американский, вернее аглосаксонский, проект в Европе удивительно напоминает геополитические конфигурации двух попыток германского Дранг нах Остен в XX веке. Достаточно сравнить карты пангерманистов Mitteleuropa 1911 год (см. карту 3) с вторжением на Балканы и <расписанием> расширения НАТО, чтобы увидеть, что США уничтожили антиатлантическую сербскую занозу, как это делалось в 1914 и 1941 годах. <Пакт> опять включал венгров и использовал албанцев. <Благожелательный нейтралитет> к НАТО Румынии и Болгарии напоминает об их присоединении в 1940-1941 годах к Тройственному пакту.
Эта <новая> геополитическая реальность стара как мир и отражает вовсе не борьбу либерализма и коммунизма. Она побуждает осмыслить историю уходящего тысячелетия. Упорство, с которым англосаксы повели Европу и демократическую Германию по стопам рейхсвера на Восток, оказывают давление на уже некоммунистическую Москву, позволяет рассматривать эти явления как проявление одного и того же начала, имманентно присущего культурно-историческому самосознанию Запада, заметного у гуманиста Ф. Петрарки и просветителя И.Г. Гердера, философов истории Гегеля и Ж. де Местра, презрения ко всему незападному и неудержимого влечения <к власти и хлебу> к господству и подчинению. Это непреодолимая склонность к дуалистическому видению мира, состоящего из <тварей бессловесных> и <право имеющих>.
Священная Римская империя германской нации обосновывала служением Истине свою экспансию огнем и мечом. М. Олбрайт без
Eurobalkan, Spring – Summer 2000, p. 41.
508
стеснения заявляла, что США и НАТО будут защищать силой по всему миру <западные ценности>. На самом Западе этим ценностям ничто и никто не угрожает, но в мире около 5 млрд. человек исповедуют собственные ценности, выросшие на иной религиозно-философской основе.
Среди этих <остальных> – и православные славяне. Лучите всего об этом сказал Н.Я. Данилевский полтора столетия назад: <Европа не признаёт нас своими. Она видит в России и в славянах… такое, что не может служить для нее простым материалом, из которого она бы могла извлекать свои выгоды>. Далее следуют провидческие слова, подкрепленные и событиями XX века, и процессами внутри самих славянских элит, зараженных самоубийственным западничеством:
<Как ни рыхл и ни мягок оказался верхний, наружный, выветрившийся и обратившийся в глину слой>, Европа понимает, что под этой поверхностью лежит <крепкое, твердое ядро, которое не растолочь, не размолоть, не растворить>, и которое имеет и силу, и <притязание жить своею независимою, самобытною жизнью>. Итак, во что бы то ни стало, <не крестом, так пестом> надо <не дать этому ядру еще более окрепнуть и разрастись… Для священной цели не все ли средства хороши? Как дозволить влияние чуждого, враждебного, варварского мира?.. Не допускать до этого – общее дело всего, что только чувствует себя Европой. Тут можно и турка взять в союзники и даже вручить ему знамя цивилизации. Вот единственное удовлетворительное объяснение той двойственной меры и весов, которыми отмеривает и отвешивает Европа, когда дело идет о России (и не только о России, но вообще о славянах) и когда оно идет о других странах и народах>603.
<Вот уже полтораста лет Запад боится России и крупных славянских православных образований>, и мало что изменилось в век <общечеловеческих ценностей> по сравнению со временем этих горьких заметок Ивана Ильина, написанных в годы холодной войны. Он прав: никакое служение общеевропейскому делу не меняет этого отношения – ни освобождение Европы от Наполеона, ни спасение Пруссии в 1805-1815 годах, ни спасение Австрии в 1849-м и Франции в 1875 году, ни миролюбие Александра III, ни Гаагская конвенция, ни жертвенная борьба с Германией в 1914 году. Добавим:
ни освобождение Европы от тотального уничтожения Гитлером, ни, наконец, даже самоустранение России как великой державы. Россия и славянство – это загадочная, полуварварская <пустота>; ее надо евангелизировать или обратить в католичество, <колонизовать> (буквально) и цивилизовать; <в случае нужды ее можно и должно использовать для своей торговли и для своих… целей и интриг; а впрочем, ее необходимо всячески ослаблять>.
""Данилевский Н.Я. Россия и Европа. СПб., 1995, с. 41.
510
Этому и посвящает книгу Бжезинский604, называющий Россию <черной дырой>, и на каждой странице бросающий походя замечания об отсталости и культурной неполноценности русских уже не только перед Западом, но и перед всеми народами мира и населяющими историческое государство Российское, повторяя схожие сентенции Р. Пайпса. С удивительной преемственностью просматривается не столько гегелевская теория исторических и неисторических народов, сколько нетерпеливая злоба Ф. Энгельса, предвкушавшего исчезновение антиисторичных славян и имманентно реакционного русского народа. Однако вспомним, что эта преемственность имеет не полуторавековую, а почти тысячелетнюю историю. Этот мотив антихристианства и варварства православных славян звучал еще в письме Бернарду Клервосскому, вдохновителю первого крестового похода, от епископа Краковского Матфея, который побуждал к крестовому походу против русских варваров.