Россия и Запад. От Рюрика до Екатерины II
Шрифт:
Во время пыток – а он им, судя по многим историческим свидетельствам, подвергался неоднократно – Алексей выдал своих товарищей и соучастников заговора. (Уже после смерти царевича власть приговорила к казни троих крестьян, рассказавших, что однажды за городом они видели, как вели царевича в сарай, откуда потом раздавались его крики и стоны.) Много лишнего, вероятно, Алексей взял под пыткой и на себя, так что в тех или иных деталях его показаний можно сомневаться. Но политическая позиция царевича в любом случае очевидна.
На допросе он свидетельствует:
Когда я слышал о мекленбургском бунте русского войска, как писали в иностранных газетах, то радовался и говорил, что Бог не так делает, как отец мой хочет, и когда бы так было и бунтовщики прислали бы за мною, то я бы к ним поехал.
Затем еще одно признание – о контактах с германским императором:
И ежели бы цезарь начал то производить в дело, как мне обещал, то я бы, не жалея ничего, добивался наследства, дал бы цезарю великие суммы денег, а министрам и генералам его великие подарки. Войска его, которые бы он мне дал в помощь, чтобы добиться короны российской, взял бы на свое иждивение и, одним словом сказать, ничего бы не пожалел, только чтобы исполнить в том свою волю.
Можно выразить сомнение в том, что император, довольно скептически оценивавший способности царевича, всю эту помощь обещал родственнику всерьез, но что подобные переговоры велись и подобные планы обсуждались – бесспорно. Тем более что этому есть свидетельства и помимо прямых заявлений царевича.
Петр столкнулся с заговором в собственном доме, и этот тихий, неброский, какой-то латентный заговор сына был для реформ опаснее, чем открытые мятежи стрельцов. Есть свидетельства, что Вена действительно не исключала возможности поддержать претензии Алексея на русский трон для ослабления позиций Петра при выработке условий мира после окончания Северной войны.
Есть любопытное донесение саксонского посла в Дрезден, где прямо утверждается, что Австрия обещала царевичу войска для действий против отца и заверила его в том, что он получит помощь со стороны английского короля. Некоторые данные свидетельствуют, что царевич просил помощи и у шведов. Версия не кажется неправдоподобной, учитывая, что и Алексей и шведы мечтали об одном и том же: повернуть Россию назад к старине.
Существовала у царевича и своя, хотя, конечно, утопическая мечта, которую он однажды сформулировал так:
Когда буду государем, буду жить в Москве, а Петербург оставлю простым городом; корабли держать не буду; войско буду держать только для обороны, а войны ни с кем иметь не хочу, буду довольствоваться старым владением.
Алексей плохо разбирался в тогдашних европейских делах, полагая, будто России позволят довольствоваться даже «старым владением», не говоря уже о Петербурге.
Духовные лица, несмотря на призыв Петра, уклонились от вынесения приговора столь высокопоставленному «частному лицу», представив царю лишь противоречивые выписки из Священного Писания. Там говорилось и о том, что сын, ослушавшийся отца, достоин казни, и о том, что отец должен простить блудного сына. Духовенство предпочло переложить тяжесть решения на государевы плечи. Светский суд от своих обязанностей не уклонился и приговорил царевича к смерти. Под смертным приговором 127 подписей, начиная с генералов, адмиралов и кончая гвардии подпоручиками. Первая подпись под смертным приговором – «воспитателя» царевича князя Меншикова.
Приговор в исполнение приведен не был, Алексей умер в каземате 26 июня 1718 года, скорее всего не выдержав пыток. Достоверно причину смерти не удалось установить до сих пор. Официальная версия не выглядит убедительной. Утверждалось, что царевич, выслушав смертный приговор, пришел в ужас, заболел, исповедовался, причастился, позвал отца, попросил у него прощения и по-христиански скончался от апоплексии. Смущает и запись в гарнизонной книге Петропавловской крепости, где содержался Алексей. Из нее видно, что в день смерти царевича Петр с девятью сановниками приезжал в крепость и там «учинен был застенок», то есть производилась пытка, но над кем – неизвестно. Это произошло утром, а в шесть вечера, как свидетельствует официальная версия, царевич скончался.
Известно донесение австрийского резидента в Петербурге Плейера:
Носится тайная молва, что царевич погиб от меча или топора. В день смерти было у него высшее духовенство и Меншиков. В крепость никого не пускали и перед вечером ее заперли. Голландский плотник, работавший на новой башне в крепости и оставшийся там незамеченным, вечером видел сверху в пыточном каземате головы каких-то людей и рассказал о том теще, повивальной бабке голландского резидента. Труп кронпринца положен в простой гроб из плохих досок; голова была несколько прикрыта, а шея обвязана платком со складками, как бы для бритья.
Есть и другие версии, но ни одна из них не может считаться абсолютно достоверной.
На следующий день, 27 июня, весь Петербург веселился по случаю годовщины Полтавской битвы. На торжественном обеде и балу присутствовал Петр. О том, что творилось у царя на душе, архивы молчат.
30 июня царевича Алексея тихо похоронили в Петро-Петропавловскомсоборе. Траура не было.
«Отец Отечества, Петр Великий, Император Всероссийский»
Полтавская победа стала поворотным пунктом в истории Северной войны; русские доказали свою силу, а шведы так и не смогли оправиться от поражения. Возникает вопрос: почему же после Полтавы Северная война продолжалась еще двенадцать лет, истощая силы русских и шведов? Удивительно, но большинство историков от ответа на этот законный вопрос либо уходят вовсе, либо дают версию, способную удовлетворить лишь отчасти.
Один из наиболее авторитетных советских историков Евгений Тарле считает, что основная причина, помешавшая русским принудить Карла к миру, заключается в том, что Петр еще не обладал достаточно мощным флотом, а это давало шведам возможность отсидеться за морем и выиграть время для переговоров о помощи. Вместе с тем тот же Тарле в другой своей работе, посвященной русскому флоту, утверждает, что в мае 1708 года только около Кроншлота на Балтике стояло 12 русских линейных кораблей с 372 орудиями, 8 галер с 64 орудиями, 6 брандеров и 2 бомбардирских корабля, не считая более 300 мелких судов.
«Все это представляло силу, и немалую» – делает вывод Тарле. Действительно, немалую. Не говоря уже о том, что в Петербурге на верфях не умолкая стучали топоры и на воду спускались все новые и новые суда. Так что, выходит, технические возможности для проведения десанта против Швеции у русских все-таки имелись. Более того, такие десанты даже осуществлялись. И вполне успешно.
Ряд русских и иностранных историков упрекают Петра в ошибочной внешней политике в этот период, считая, что царь, вместо того чтобы решительным ударом на Балтийском море принудить Швецию к миру, погряз во второстепенных саксонских, мекленбургских и датских делах, продливших томительную девятилетнюю войну еще на 12 лет.