Россия молодая (Книга 2)
Шрифт:
– Рябов я, Иван Савватеевич. А ты кто?
– Да Лонгинов, не признаешь, что ли? Сколь годов хаживали...
– Нил?
– Он! С Копыловым мы пошли, черт дернул, женка все подбивала - Олешке да Лизке харчить нечего, упромысли хоть малость рыбки. Вот упромыслили...
– Заковали?
– Крепко! Да ты слушай, Иван Савватеевич. Может, еще и уйдем...
Лонгинов зашептал еще тише, Рябов больше догадывался, чем слышал. Будто есть на корабле кто-то свой, обещал подпилок да пилку -
– Да кто он таков?
– спросил Рябов.
– Мужик здешний, по-нашему говорит, кто - не ведаю, в лицо не видел. Рядом корабельные харчи, он там чего-то все носил да ставил. Через переборку, как с тобою, говорили. Нынче должен еще наведаться, скажу про тебя, поможет...
Рябов молчал.
– Не слышишь, что ли?
– удивленно спросил Лонгинов.
– Слышу.
– Что молчишь-то?
– А чего говорить...
Лонгинов завозился за переборкой, потом выругался, погодя совсем тихо спросил:
– Да в самом ли деле - Рябов?
– Дядечка!
– тревожно позвал Митенька.
За дверью слышались грубые голоса матросов, лязг оружия, брань.
– Дядечка!
– Не глухой!
– отозвался Рябов.
– Слышу...
– Вешать будут, дядечка...
– А ты поплачь...
В замке со скрипом повернулся ключ, Кристофер и Билль Гартвуд с масляными фонарями в руках остановились на пороге. За ними с мушкетами наперевес стояли несколько солдат и профос Сванте Багге.
– Выходи!
– приказал Билль Гартвуд.
– Замок надо открыть!
– сказал профос.
– Тройчатка заперта на замок. Осторожнее, Кристофер, ты наклонишься, а он ударит тебя по затылку...
Солдаты сунули стволы мушкетов в дверь, в самые лица Митеньки и Рябова, Кристофер открыл замок, намотал цепь на руку. На Митеньку накинули аркан. По трапам поднялись на шканцы. Кристофер ногой ударил Рябова в бок показал, что надо идти на ют. Оттуда доносилась музыка, женский голос пел песню. Флаг-офицер шаутбенахта осмотрел русских рыбаков, покачал головой:
– Где их кафтаны? Ворье! Уже успели обокрасть! Как в таком виде они покажутся гере шаутбенахту? Впрочем, это не мое дело!
Рябов, гремя цепью, без кафтана, в изорванной сорочке, не торопясь вошел в адмиральскую каюту, где горели свечи, сверкали серебро и хрусталь, где пела рыжеволосая женщина в черном, вышитом жемчугами платье, где на лютнях и на клавесине играли мужчины в париках, дымя короткими трубками...
Фру Юленшерна допела песню, приказала Окке:
– Пусть русские сядут и будут нашими гостями. Передайте - их не ждет ничего дурного, честь ярла шаутбенахта тому порукой! Им нечего бояться...
Окке перевел, Рябов ответил
– Покуда с вашим гостеваньем, с меня да вот с вьюноша кафтаны воровским делом содрали, цепи заместо кафтана надели, - то-то хорошо у вас гостевать...
Окке, учтиво изогнувшись перед фру Юленшерна, стал переводить, Рябов его перебил:
– Наврет чего, не надобно нам вашего толмача. Мой лучше скажет...
Митенька четко, коротко, бесстрашно перевел все, что сказал кормщик. В каюте сделалось тихо, офицеры переглядывались, шаутбенахт исподлобья разглядывал наглого русского лоцмана. Без доклада вошел шхипер Уркварт, всплеснул руками:
– Большой Иван! Вот счастливая встреча! Теперь-то мы будем друзьями, я надеюсь! О, если бы ты тогда ушел со мною в море, как бы изменилась твоя судьба...
И, не садясь, стал быстро рассказывать шаутбенахту - какой замечательный моряк Большой Иван. Он исходил все Студеное море, не раз бывал на Новой Земле, хаживал на Грумант. Много лет тому назад шхипер заплатил большие деньги монастырю, который владел тогда лоцманом, за то, чтобы иметь Большого Ивана в своей команде, но это не удалось...
– Чего он врет?
– спросил Рябов у Митеньки.
– Нахваливает вас, дядечка, - шепотом ответил Митенька.
Лейтенант Юхан Морат подтвердил слова Уркварта:
– И я склонен предполагать, что этот человек - опытный моряк, лучше которого не отыскать. На его судне мы обнаружили компас, градшток, книжку по навигации. И он уже не так молод, во всяком случае - он зрелый муж. Наверное, он недурно знает море...
Уркварт подошел к Рябову, хлопнул его по плечу, заговорил добродушно:
– Этот Иван - подлинный моряк! Я не забуду, как в давние годы, когда я еще был шхипером на "Золотом облаке", он вводил мое судно в Двину. Пусть корабль, которым я командую, не имеет десяти футов воды под килем, если мы с Большим Иваном не делали чудеса на двинском фарватере. Разве ты не узнаешь меня, Иван? Правда, много лет прошло с тех пор...
Рябов спокойно оглядел раздобревшего шхипера, ответил прилично:
– Здравствуй, шхипер! Давненько не виделись, ишь ты, какой матерый стал. Чего в Архангельск больше не хаживаешь?
– Вот теперь иду!
– засмеялся Уркварт.
– Иду с богатым караваном. Ну, Иван? Как это говорится по-русски? Кто вспоминает былое - тот остается слепым? Ты на меня был в обиде, но я хотел для тебя добра. Если бы ты тогда ушел с нами - ставлю об заклад душу, - теперь тебе доверили бы целый корабль. Ты бы носил знатное платье и побрякивал золотыми в кармане...
– Пусть он сядет за стол!
– приказал шаутбенахт по-шведски.
– Если он действительно столь отменный моряк, как вы говорите, - пусть сидит с нами.