Россия молодая. Книга 2
Шрифт:
Поздюнина и бобылей погнали на пристань – таскать бревна, дубовую дверь застенка Семисадов сам запер на тяжелый замок, ключ повесил на шею, чтобы не потерять. Матросы выстроились, боцман скомандовал:
– Левую вздень! Шаго-ом! Левой – ать!
У ворот съезжей он сказал караульщику из рейтар:
– Шел бы спать, милый! Нонче откараулил свое! Иди, брат, сосни часок...
Караульщик не стал спорить, зевнул, пошел вдоль заросшей лопухами улицы.
6. СЕМИСАДОВ
Монахи Николо-Корельского монастыря, ставшие в крепости носаками, живо поднялись в
В обеденное время, когда и на Марковом острове и на цитадели работные люди, трудники, кузнецы, пушкари, солдаты, каменщики, носаки, землекопы, плотники, собравшись в артели, хлебали деревянными ложками кашицу с рыбой, боцман Семисадов и Сильвестр Петрович выехали в малой лодейке на Двину – ставить вешки.
Жарко пекло солнце. Семисадов повязал голову платком по-бабьи, покуривал трубочку, шестом мерил границы Марковой мели, что тянулась вдоль всего Маркова острова, выходил порою на стреж – фарватер, – на самый корабельный путь.
– Вот и хорошо! Вот и ладно! – говорил Иевлев. – Ставь, боцман, вешку сюда...
Семисадов спускал вешку с канатом и донным камнем, она медленно колыхалась на воде. Восемь вешек обозначили мель перед караульными цепями. Сильвестр Петрович глазом определил, как полетят сюда крепостные ядра, палить будет удобно – близко. Боцман без любопытства посматривал на капитан-командора, попыхивал своей носогрейкой.
– Чего смотришь? – спросил Иевлев.
– Того смотрю, Сильвестр Петрович, что здесь их и затапливать надобно – поперек корабельному ходу...
Иевлев сделал вид, что не понимает:
– Что затапливать-то?
– Да струги! – с досадой ответил Семисадов. – Не маленький, понимаю, что к чему делается. Народу как бы только поменее видело. Нынче молебен бы к вечерку спроворить в крепости, всех туда погнать, а матросы бы с нами и сделали дело. Покуда все чин по чину споют да лбами об землю потыкаются – у нас и готово...
Так и сделали.
Артельщики да десятские с непривычной строгостью велели всем быть к молебну. Заупрямился было старенький попик отец Иоанн – никак не мог придумать, для чего молебен. Иевлеву пришлось даже прикрикнуть. Попик, моргая подслеповатыми старыми глазами, облачился, дьякон-запивашка облил себе голову холодной водой, пофыркал, огляделся, пошел раздувать кадило. Крепостной народ, одевшись почище, шел толпами к плацу, где поставлен был налой. На валу бухали молотки. Сильвестр Петрович велел снять кузнецов со срочного дела – пусть и они, трудники, помолятся нынче. Матросы между тем садились в свои быстрые лодки, зачаливали
– Дело, что делаем, есть дело тайное. У кого язык больно длинен, обкоротим, да и голову снесем – не пожалеем. Однако в деле сем на страх ваш полагаться не хочу. На присягу воинскую полагаюсь, на то, что сами ведать должны: идет на нас швед, воровской человек идет...
Матросы, стоя в лодках, торжественно молчали. Иевлев перекрестился, велел затапливать струги. Из глубины судна послышался стук топоров – матросы прорубали днище. По другому стругу, ковыляя на своей деревяшке, ходил Семисадов, что-то, хмурясь, обдумывал. Погодя сошел к Сильвестру Петровичу, сказал загадочно:
– Теперь вешки-то повернуть надобно.
– Для чего поворачивать?
– А для того, господин капитан-командор, что не Маркову мель они стерегут, а фарватер.
Иевлев усмехнулся, – хитер боцман. И чтобы больше о вешках не толковать, оборвал:
– Вешки покуда стоят, до шведа. Снять всегда поспеем.
Молча смотрел, как медленно стал погружаться в воду первый струг. Второй потопили рядом. Пока делали эти работы, дважды пришлось посылать матроса к отцу Иоанну, чтобы еще помолился. Поп молился подлиннее. Когда все кончили, Семисадов хриплым басом спросил Иевлева:
– Кончать богослужение-то?
– Пожалуй, что и пора.
– И то заморился батюшка наш.
– Заморился...
Боцман все смотрел на Сильвестра Петровича. Потом сказал тихо:
– Ты будь в спокойствии, господин капитан-командор. Никто не обмолвится. А ежели что почую – сам той собаке язык напрочь оторву. Не шутим нынче...
Дома Иевлева ждал Егор Резен – рассказать, как по-новому расставить пушки на батарее.
– Ставь, ставь, – думая о своем, ответил Сильвестр Петрович.
– Да ты меня совсем не слушаешь! – сказал Егор по-немецки. – Ты последнее время слишком много думаешь, господин капитан-командор!
Иевлев набил трубочку, раскурил от уголька, сказал весело, вглядываясь в гладко выбритое, загорелое лицо инженера:
– Эх, Егор-Егорушка, ничего ты, брат, не понимаешь. Ничегошеньки!
– Что это – «ничегошеньки»? – радуясь иевлевскому веселью, спросил Резен.
– Пушки! – воскликнул капитан-командор. – Мортиры! Гаубицы! Разве в них главное дело, друг ты мой добрый? Пушки мы знаем, а вот народ наш – пушкарей, солдат, иных прочих – знаем ли? Нет, не знаем, Егор. Все на пушки надеемся.
Когда Резен ушел, Сильвестр Петрович прошелся по горнице, растворил окно, прислушался к ровному шуму работ в крепости.
Что ж, теперь пусть идет швед! Встретим как надо!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1. ИДУТ КОРАБЛИ
Ранним утром 14 июля 1701 года шаутбенахт ярл Юленшерна отдал приказ кораблям эскадры становиться на якоря вблизи острова Сосновец, в горле Белого моря. На шканцах дробно ударили барабаны, запели сигнальные горны. Невдалеке морские волны бились об угрюмый, каменистый берег, прозрачный дымок вился над рыбацким становищем.