Россия молодая. Книга 2
Шрифт:
– Да кто он таков? – спросил Рябов.
– Мужик здешний, по-нашему говорит, кто – не ведаю, в лицо не видел. Рядом корабельные харчи, он там чего-то все носил да ставил. Через переборку, как с тобою, говорили. Нынче должен еще наведаться, скажу про тебя, поможет...
Рябов молчал.
– Не слышишь, что ли? – удивленно спросил Лонгинов.
– Слышу.
– Что молчишь-то?
– А чего говорить...
Лонгинов завозился за переборкой, потом выругался, погодя совсем тихо спросил:
– Да в самом ли
– Дядечка! – тревожно позвал Митенька.
За дверью слышались грубые голоса матросов, лязг оружия, брань.
– Дядечка!
– Не глухой! – отозвался Рябов. – Слышу...
– Вешать будут, дядечка...
– А ты поплачь...
В замке со скрипом повернулся ключ, Кристофер и Билль Гартвуд с масляными фонарями в руках остановились на пороге. За ними с мушкетами наперевес стояли несколько солдат и профос Сванте Багге.
– Выходи! – приказал Билль Гартвуд.
– Замок надо открыть! – сказал профос. – Тройчатка заперта на замок. Осторожнее, Кристофер, ты наклонишься, а он ударит тебя по затылку...
Солдаты сунули стволы мушкетов в дверь, в самые лица Митеньки и Рябова, Кристофер открыл замок, намотал цепь на руку. На Митеньку накинули аркан. По трапам поднялись на шканцы. Кристофер ногой ударил Рябова в бок – показал, что надо идти на ют. Оттуда доносилась музыка, женский голос пел песню. Флаг-офицер шаутбенахта осмотрел русских рыбаков, покачал головой:
– Где их кафтаны? Ворье! Уже успели обокрасть! Как в таком виде они покажутся гере шаутбенахту? Впрочем, это не мое дело!
Рябов, гремя цепью, без кафтана, в изорванной сорочке, не торопясь вошел в адмиральскую каюту, где горели свечи, сверкали серебро и хрусталь, где пела рыжеволосая женщина в черном, вышитом жемчугами платье, где на лютнях и на клавесине играли мужчины в париках, дымя короткими трубками...
Фру Юленшерна допела песню, приказала Окке:
– Пусть русские сядут и будут нашими гостями. Передайте – их не ждет ничего дурного, честь ярла шаутбенахта тому порукой! Им нечего бояться...
Окке перевел, Рябов ответил лениво:
– Покуда с вашим гостеваньем, с меня да вот с вьюноша кафтаны воровским делом содрали, цепи заместо кафтана надели, – то-то хорошо у вас гостевать...
Окке, учтиво изогнувшись перед фру Юленшерна, стал переводить, Рябов его перебил:
– Наврет чего, не надобно нам вашего толмача. Мой лучше скажет...
Митенька четко, коротко, бесстрашно перевел все, что сказал кормщик. В каюте сделалось тихо, офицеры переглядывались, шаутбенахт исподлобья разглядывал наглого русского лоцмана. Без доклада вошел шхипер Уркварт, всплеснул руками:
– Большой Иван! Вот счастливая встреча! Теперь-то мы будем друзьями, я надеюсь! О, если бы ты тогда ушел со мною в море, как бы изменилась твоя судьба...
И, не садясь, стал быстро рассказывать шаутбенахту – какой замечательный
– Чего он врет? – спросил Рябов у Митеньки.
– Нахваливает вас, дядечка, – шепотом ответил Митенька.
Лейтенант Юхан Морат подтвердил слова Уркварта:
– И я склонен предполагать, что этот человек – опытный моряк, лучше которого не отыскать. На его судне мы обнаружили компас, градшток, книжку по навигации. И он уже не так молод, во всяком случае – он зрелый муж. Наверное, он недурно знает море...
Уркварт подошел к Рябову, хлопнул его по плечу, заговорил добродушно:
– Этот Иван – подлинный моряк! Я не забуду, как в давние годы, когда я еще был шхипером на «Золотом облаке», он вводил мое судно в Двину. Пусть корабль, которым я командую, не имеет десяти футов воды под килем, если мы с Большим Иваном не делали чудеса на двинском фарватере. Разве ты не узнаешь меня, Иван? Правда, много лет прошло с тех пор...
Рябов спокойно оглядел раздобревшего шхипера, ответил прилично:
– Здравствуй, шхипер! Давненько не виделись, ишь ты, какой матерый стал. Чего в Архангельск больше не хаживаешь?
– Вот теперь иду! – засмеялся Уркварт. – Иду с богатым караваном. Ну, Иван? Как это говорится по-русски? Кто вспоминает былое – тот остается слепым? Ты на меня был в обиде, но я хотел для тебя добра. Если бы ты тогда ушел с нами – ставлю об заклад душу, – теперь тебе доверили бы целый корабль. Ты бы носил знатное платье и побрякивал золотыми в кармане...
– Пусть он сядет за стол! – приказал шаутбенахт по-шведски. – Если он действительно столь отменный моряк, как вы говорите, – пусть сидит с нами.
– Садись, Большой Иван! – сказал Уркварт. – Садись, старый приятель! Мы хотим беседовать с тобой как с нашим другом. Мы желаем тебе добра, и только добра! Садись!
– Что ж, в цепях и садиться? – спросил кормщик. – Нет, шхипер, так неладно! Либо я у вас полоняник, тогда мне не за столом сидеть, а в канатной каморе; либо я у вас гость – тогда с поклоном и встречайте!
Уркварт засмеялся, ласково покачал головой:
– Ах, Большой Иван, узнаю твой характер! Сколь много лет прошло, а ты вовсе не изменился. Каков был – таков и есть. Но я очень, очень рад, что мы повстречались. Наша встреча в море – это подарок судьбы и тебе и нам...
Корабельный кузнец быстро снял цепи, Рябов отбросил их ногой, огладил шею, кисти рук; разминаясь, повертел головой, потом сказал шхиперу:
– Еще вели, господин, кафтан чтобы мне отдали. Нехорошо драным да бедным среди вас сидеть. Чего ж срамиться...